[неофициальный перевод] <*>
ЕВРОПЕЙСКИЙ СУД ПО ПРАВАМ ЧЕЛОВЕКА
ПЯТАЯ СЕКЦИЯ
ДЕЛО "ТАРАРИЕВА (TARARIEVA) ПРОТИВ РОССИЙСКОЙ ФЕДЕРАЦИИ"
(Жалоба N 4353/03)
ПОСТАНОВЛЕНИЕ СУДА
(Страсбург, 14 декабря 2006 года)
--------------------------------
<*> Перевод предоставлен Уполномоченным Российской Федерации
при Европейском суде по правам человека.
По делу "Тарариева против Российской Федерации" Европейский
суд по правам человека (Пятая секция), заседая Палатой в составе:
П. Лоренсена, Председателя Палаты,
С. Ботучаровой,
К. Юнгвирта,
Р. Марусте,
А. Ковлера,
Х. Боррего Боррего,
Р. Йегер, судей,
а также при участии К. Вестердийк, Секретаря Секции Суда,
заседая 20 ноября 2006 г. за закрытыми дверями,
вынес в указанный день следующее Постановление:
ПРОЦЕДУРА
1. Дело было инициировано жалобой N 4353/03, поданной в
Европейский суд по правам человека против Российской Федерации
гражданкой Российской Федерации Тарариевой Надеждой Дмитриевной
(далее - заявительница) 4 декабря 2002 г. в соответствии со
статьей 34 Европейской конвенции о защите прав человека и основных
свобод.
2. Власти Российской Федерации были представлены
Уполномоченным Российской Федерации при Европейском суде по правам
человека П.А. Лаптевым.
3. Заявительница обжаловала, в частности, нарушение права
Тарариева Н.И. на жизнь в результате ненадлежащей медицинской
помощи, отсутствие эффективного средства правовой защиты в связи с
этим, а также нарушение гарантий против бесчеловечного и
унижающего достоинство обращения в отношении Тарариева Н.И.
4. Решением от 11 октября 2005 г. Европейский суд признал
жалобу частично приемлемой для рассмотрения по существу.
5. Заявитель и власти Российской Федерации представили по
отдельности свои замечания по существу жалобы (пункт 1 правила 59
Регламента Европейского суда).
ФАКТЫ
I. Обстоятельства дела
6. Заявительница, 1946 года рождения, проживает в
Краснодарском крае. Она является матерью гражданина Российской
Федерации Тарариева Николая Ивановича, 1976 года рождения, который
умер 4 сентября 2002 г.
A. Уголовное дело в отношении Тарариева Н.И.
1. Первый приговор
7. 5 октября 1996 г. Тарариев Н.И., участвуя в драке, ударил
молодого человека своей прежней девушки <*>. Этот человек,
которому были причинены телесные повреждения, через три дня умер.
--------------------------------
<*> Так в тексте (прим. переводчика).
8. 8 октября 1996 г. против Тарариева Н.И. было возбуждено
уголовное дело по подозрению в причинении умышленных тяжких
телесных повреждений, повлекших смерть потерпевшего, то есть в
совершении преступления, предусмотренного частью второй статьи 108
Уголовного кодекса РСФСР.
9. 6 апреля 2000 г. Тарариев Н.И. был признан виновным в
предъявленном ему обвинении и приговорен к лишению свободы сроком
на шесть лет с отбыванием наказания в исправительной колонии. В
тот же день Тарариев Н.И. был взят под стражу.
10. 17 мая 2000 г. судебная коллегия по уголовным делам
Краснодарского краевого суда оставила без изменения приговор в
отношении Тарариева Н.И.
2. Медицинское обеспечение в исправительном
учреждении (колонии) УО-68/9 г. Хадыженска
11. Тарариев Н.И. был направлен для отбывания наказания в
исправительное учреждение (колонию) УО-68/9 г. Хадыженска в
Краснодарском крае (Хадыженская колония <*>).
--------------------------------
<*> Далее по тексту - учреждение УО-68/9 (прим. переводчика).
12. 10 января 2001 г. Тарариев Н.И. был госпитализирован в
стационар в связи с тяжелым состоянием здоровья. У него обнаружили
синдром Морганьи-Адамса-Стокса и язвенную болезнь желудка в стадии
обострения. Тарариеву Н.И. были предписаны строгий постельный
режим и соответствующие лекарства. 16 января 2001 г. состояние
здоровья Тарариева Н.И. немного улучшилось.
13. 22 января 2001 г. он был этапирован в
лечебно-профилактическое учреждение N 14 <*> (далее -
лечебно-профилактическое учреждение), где он лечился с 1 по 12
февраля 2001 г.
--------------------------------
<*> Здесь и далее речь идет о лечебно-профилактическом
учреждении N 5 (14) пос. Тлюстенхабль Республики Адыгея (прим.
переводчика).
14. 1 либо 2 марта 2001 г. Тарариев Н.И. с острым гландулярным
гастритом был этапирован из лечебно-профилактического учреждения N
14 обратно в учреждение УО-68/9.
15. 6 марта 2001 г. он был обследован, и ему был поставлен
диагноз - хронический гландулярный гастрит. Тарариеву Н.И. были
назначены определенные лекарства и витамины.
3. Отмена приговора и новое судебное разбирательство
16. 2 августа 2001 г. президиум Краснодарского краевого суда
при пересмотре дела в порядке надзора отменил Судебные решения от
6 апреля и 17 мая 2000 г. и передал дело на новое судебное
рассмотрение.
17. 22 сентября 2001 г. Тарариев Н.И. был переведен в
следственный изолятор г. Краснодара.
18. 20 февраля 2002 г. во время судебного заседания в
Северском районном суде Краснодарского края Тарариев Н.И. упал в
обморок. Суд назначил судебно-медицинское освидетельствование в
отношении Тарариева Н.И., поручив его проведение врачам
следственного изолятора г. Краснодара и Афинской районной
больницы. Суд поставил перед врачами вопрос о том, чем был болен
Тарариев Н.И., нуждался ли он в стационарном лечении, и мог ли он
содержаться в местах лишения свободы.
19. 22 февраля 2002 г. Афинская районная больница N 3
представила следующее заключение в Северский районный суд
Краснодарского края, подписанное заместителем главного врача,
заведующим отделения и лечащим врачом:
"Афинская районная больница N 3 отвечает, что Тарариев Н.И.
находится в терапевтическом отделении на лечении по поводу
заболевания сердца (миокардитом) и язвенной болезни 12-перстной
кишки в стадии обострения.
Для лечения и дифференциальной диагностики больному необходимо
находиться в отделении не менее 2-х недель. Находиться в ИВС и
СИЗО не может".
20. Тарариев Н.И. был выписан из больницы в следственный
изолятор г. Краснодара 1 марта 2002 г. 6 марта 2002 г. он
обратился за медицинской помощью и получил амбулаторное лечение.
Ему был поставлен диагноз - язва желудка и 12-перстной кишки,
кардионевроз и хронический гландулярный гастрит.
21. 19 апреля 2002 г. Северский районный суд Краснодарского
края постановил новый приговор по делу Татарева Н.И. и приговорил
его к шести годам лишения свободы с отбыванием наказания в
исправительном учреждении. 10 июля 2002 г. судебная коллегия по
уголовным делам Краснодарского краевого суда оставила приговор без
изменения.
B. Смерть Тарариева Н.И.
22. 31 июля 2002 г. Тарариев Н.И. был переведен в учреждение
УО-68/9 г. Хадыженска. По словам заявителя, когда Тарариев Н.И.
поступил в колонию, у него отобрали все лекарства, и никакая
медицинская помощь ему не предоставлялась.
1. Ухудшение состояния здоровья
Тарариева Н.И. и первая операция
23. 20 августа 2002 г. в 8 часов 30 минут Тарариев Н.И.
обратился в медицинскую часть учреждения с жалобами на острую
боль. Ему был поставлен диагноз - открытая язва 12-перстной кишки
и перитонит. С учетом тяжелого состояния Тарариева Н.И. было
принято решение о направлении Тарариева Н.И. в больницу
государственной системы гражданского здравоохранения.
24. В тот же день в 13 часов Тарариеву Н.И. была сделана
операция в Апшеронской центральной районной больнице (далее -
Апшеронская районная больница).
25. По словам заявительницы, она посетила своего сына 21 и 22
августа 2002 г. и видела его прикованным за левую руку наручниками
к больничной койке. В подтверждение своих слов она представила
письменные показания своей подруги Цыганковой А.Г., которая
приходила вместе с ней 21 августа 2002 г. С разрешения заведующего
реанимационным отделением заявительница осталась в отделении на
ночь на свободной кровати. Тарариев Н.И. выдал заявительнице
доверенность на то, чтобы она могла забрать его личные вещи.
26. 21 и 22 августа 2002 г. заявительница подала прокурору г.
Апшерона, в прокуратуру Краснодарского края, председателю
Краснодарского краевого суда и заместителю начальника учреждения
УО-68/9 жалобы по поводу того, что ее сын был прикован наручниками
к койке, и просила не отправлять его в лечебно-профилактическое
учреждение, принимая во внимание состояние его здоровья.
2. Выписка Тарариева Н.И. из Апшеронской районной больницы
и его перевозка в лечебно-профилактическое учреждение <*>
--------------------------------
<*> Имеется в виду лечебно-профилактическое учреждение N 5
(14) пос. Тлюстенхабль Республики Адыгея (прим. переводчика).
27. 22 августа 2002 г. Тарариеву Н.И. был поставлен диагноз
"несостоятельность швов на 12-перстной кишке, дуоденальная фистула
и перитонит". Он был выписан из Апшеронской районной больницы и
перевезен в лечебно-профилактическое учреждение, находившееся в
120 км от г. Апшерона.
28. Власти Российской Федерации утверждают, что Тарариева Н.И.
перевозили "специальной машиной" в сопровождении опытной
медсестры, в распоряжении которой имелся набор необходимого
медицинского оборудования. Власти Российской Федерации представили
письменные объяснения медсестры. Она утверждает, что во время
поездки, она разговаривала с Тарариевым Н.И. о состоянии его
здоровья и измеряла его кровяное давление, которое оставалось
стабильным. Пациент никаких жалоб не высказывал. Перевозка
осуществлялась в течение двух часов.
29. Заявительница утверждает, что она возражала против выписки
Тарариева Н.И. и его перевозки, однако заведующий реанимационным
отделением Карпачев В.И. сказал ей, что перевозка была
обязательна, поскольку Тарариев Н.И. был осужденным. Заявительница
помогла медицинскому персоналу погрузить заявителя, завернув его в
одеяло, на каталку и затем в автомобиль для перевозки заключенных
на сложенные хлопковые матрасы.
3. Вторая операция и смерть Тарариева Н.И.
30. 24 августа 2002 г. следующая операция на брюшных органах
была сделана Тарариеву Н.И. в лечебно-профилактическом учреждении.
31. 4 сентября 2002 г. заявительница пришла навестить своего
сына и обнаружила, что он умер в 7 часов 35 минут этого дня.
32. Согласно свидетельству о смерти от 5 сентября 2002 г.,
вскрытие показало, что смерть наступила в результате острой анемии
(потери крови), наступившей в результате обширного
гастроинтестинального кровотечения. Несостоятельность швов на
12-перстной кишке была отмечена в качестве сопутствующего
заболевания.
C. Расследование обстоятельств смерти Тарариева Н.И.
33. 7 сентября 2002 г. помощник Теучежского межрайонного
прокурора сообщил заявительнице о своем решении не возбуждать
уголовное дело в связи со смертью Тарариева Н.И.
34. 8 февраля 2003 г. прокурор Апшеронского района ответил
заявительнице, что медицинские специалисты учреждения УО-68/9 г.
Хадыженска приняли все возможные меры, чтобы спасти жизнь
Тарариева Н.И., поскольку они направили его в Апшеронскую районную
больницу, которая была оснащена необходимым хирургическим
оборудованием.
35. 19 февраля 2003 г. прокурор Апшеронского района возбудил
уголовное дело N 366214 в отношении медицинских специалистов
Апшеронской районной больницы. Районному отделению милиции г.
Апшерона было поручено провести предварительное расследование по
части второй статьи 118 Уголовного кодекса Российской Федерации
(причинение тяжкого вреда здоровью по неосторожности, совершенное
вследствие ненадлежащего исполнения лицом своих профессиональных
обязанностей).
36. Между 3 и 26 марта 2003 г. следователи допросили врачей
Дудкина Д.Л., Данилова А.М. и Карпачева В.И. из Апшеронской
районной больницы, психолога Коняева из учреждения УО-68/9 и
хирурга Давыдова А.В. из лечебно-профилактического учреждения.
Хирург Давыдов А.В. показал следующее:
"...в день поступления Тарариев Н.И. находился в тяжелом
состоянии, нетранспортабелен... Была произведена консервативная
терапия... В ночь на 23 августа 2002 г. началось кровотечение, и
мы стали обсуждать операцию... 4 сентября 2002 г. открылось новое
кишечное кровотечение вследствие повреждения язвы... Учреждение N
5 не в состоянии осуществлять переливание крови, поскольку не
заключило договор со службой переливания крови. По этой причине
Тарариев Н.И. получал кровезаменители, которые не могли адекватно
стабилизировать гемодинамику..."
37. 27 марта 2003 г. следователь назначил медицинскую
экспертизу обстоятельств лечения и смерти Тарариева Н.И.
38. 1 апреля 2003 г. заявительница была признана потерпевшей
по уголовному делу N 366214.
39. 29 апреля 2003 г. группа из трех медицинских специалистов
вынесла следующее единогласное заключение:
"...6. В связи с наличием язвенной болезни 12-перстной кишки,
осложненной перфорацией (дефектом стенки полого органа), перевод
Тарариева Н.И. из НК-9 в Апшеронскую ЦРБ для проведения
оперативного вмешательства был необходим по жизненным
показаниям...
4.5. Обследование и лечение Тарариева Н.И. в Апшеронской ЦРБ в
момент поступления было своевременным, так как его состояние
требовало проведения оперативного вмешательства по экстренным
показаниям.
Ввиду краткого и дефектного описания протокола операции,
проведенной в Апшеронской ЦРБ (не отражено состояние желудка и
других органов брюшной полости, нет представления о способе
ушивания язвенного дефекта 12-перстной кишки, характере санации и
дренирования брюшной полости), судить о правильности техники
проведения операции не представляется возможным. Несостоятельность
швов на месте ушивания язвенного дефекта отмечена на 2-е сутки,
что ставит под сомнение качество ревизии органов брюшной полости и
выполненной операции...
7.8. Больной Тарариев Н.И. необоснованно был переведен
22.08.2002 из Апшеронской ЦРБ в ЛПУ-5 п. Тлюстенхабль с диагнозом:
"Несостоятельность швов 12-перстной кишки. Неполный
несформированный свищ 12-перстной кишки, перитонит".
Больной находился в крайне тяжелом состоянии, был
нетранспортабелен и нуждался в проведении повторной операции в
экстренном порядке - релапаротомии, ревизии и санации органов
брюшной полости с устранением свища 12-перстной кишки, что не было
сделано ни врачами Апшеронской ЦРБ, ни врачами ЛПУ-5.
Транспортировка в ЛПУ-5 ухудшила состояние больного и
послужила отсрочкой в оказании экстренной медицинской помощи. По
неуказанным причинам в ЛПУ-5 операция была сделана с опозданием,
на 2-е сутки от момента поступления.
9. Комиссия экспертов считает, что между действиями врачей
ИК-9 и наступлением смерти Тарариева Н.И. не имеется причинной
связи... дефекты оказания медицинской помощи Тарариеву Н.И. на
этапах лечения в Апшеронской ЦРБ и ЛПУ-5 п. Тлюстенхабль в
совокупности привели к смерти больного и состоят с ней в прямой
причинно-следственной связи".
40. 21 мая 2003 г. следователь предъявил обвинение врачам
Апшеронской центральной районной больницы и
лечебно-профилактического учреждения N 5 п. Тлюстенхабль по части
второй статьи 109 Уголовного кодекса Российской Федерации
(причинение смерти по неосторожности вследствие ненадлежащего
исполнения лицом своих профессиональных обязанностей).
41. 3 июня 2003 г. уголовное дело в отношении врачей
лечебно-профилактического учреждения было направлено для
расследования прокурору Краснодарского края.
42. 3 июня 2003 г. заявительница направила прокурору
Апшеронского района ходатайство о постановке перед медицинскими
экспертами дополнительных вопросов. В частности, она не
согласилась с полученными выводами экспертов в части, в которой
они оправдывали действия медицинских сотрудников учреждения
УО-68/9 г. Хадыженска. Она утверждала, что они были виновны в
обострении у ее сына язвенной болезни и перфорации язвы, потому
что у Тарариева Н.И. отобрали все лекарства и ему приходилось
собирать подорожник и одуванчики для самолечения. Заявительница не
получила никакого ответа на свое ходатайство.
43. 6 июня 2003 г. следователь районной прокуратуры г.
Апшерона назначил дополнительную медицинскую экспертизу, поручив
экспертам определить, какие медицинские указания не были выполнены
врачами Апшеронской районной больницы.
19 июня 2003 г. эксперты сообщили следующее:
"Комиссия экспертов считает, что операционная медицинская
сестра Овчарук И.А., терапевт Хомякова Е.И.,
анестезиологи-реаниматологи Казанчанц В.В. и Щербаненко Н.В.,
заведующий отделением реанимации и анестезиологии Карпачев В.И.
при оказании медицинской помощи Тарариеву Н.И. не нарушили
каких-либо пунктов своих должностных инструкций...
Хирург Дудкин Д.Л. перед операцией не организовал консультацию
врача-терапевта; операция была произведена с техническими
погрешностями, что привело к несостоятельности швов ушитой язвы;
несвоевременно вызвал заведующего хирургическим отделением
(22.08.2002 - на вторые сутки), совместно с зав. отделением решал
вопрос о переводе тяжелого, нетранспортабельного больного в другое
медицинское учреждение; небрежно заполнил медицинскую документацию
(при осмотре совместно с зав. отделением отсутствует его подпись),
чем нарушил Модели оказания медицинской помощи по специальности
"Хирургия общая" и пункты 1, 3, 8 II части Должностных инструкций
врача-хирурга хирургического отделения.
Заведующий хирургическим отделением Данилов А.М. не
проконтролировал действия врача Дудкина Д.Л.; ежедневно не
осматривал тяжелого больного Тарариева Н.И.; согласно своим
обязанностям он должен контролировать выписку тяжелого,
нетранспортабельного больного (неверно выбрана хирургическая
тактика - была показана экстренная повторная операция; не
организован консилиум врачей перед выпиской - реаниматолога и
терапевта), что явилось нарушением пунктов 1, 6 и 9 II части
Должностных инструкций заведующего хирургическим отделением.
С учетом вышеизложенного комиссия экспертов считает, что
необоснованная выписка тяжелого, нетранспортабельного больного
Тарариева Н.И. из Апшеронской ЦРБ привела к позднему оказанию
медицинской помощи, развитию осложнений и наступлению смерти, за
что несет ответственность согласно Должностных инструкций
заведующий хирургическим отделением".
45. Постановлением от 21 июня 2003 г. старшим помощником
прокурора Республики Адыгея было принято решение об отказе в
возбуждении уголовного дела против сотрудников
лечебно-профилактического учреждения N 5 за отсутствием события
преступления. На основании объяснений хирурга Давыдова А.В. и
заместителя руководителя терапевтического отделения было
установлено, что медицинские записи, предоставленные Апшеронской
районной больницей, не содержали информации о выполненной операции
и послеоперационных осложнениях, таких как несостоятельность швов.
Состояние Тарариева Н.И. было в дальнейшем ухудшено условиями его
перевозки в автомобиле. Новая операция не была выполнена
незамедлительно, потому что требовалось обследовать пациента.
Согласно Постановлению следователя об отказе в возбуждении
уголовного дела сама длительность послеоперационного периода
показала, что новая операция была выполнена правильно, и язвенный
дефект, который, в конечном счете, вызвал смерть, не был ее
последствием. 25 августа 2003 г. заявительница получила копию
Постановления.
46. 10 июля 2003 г. Данилову А.М., заведующему хирургическим
отделением Апшеронской районной больницы, было предъявлено
обвинение в преступлении, предусмотренном частью второй статьи 109
Уголовного кодекса Российской Федерации. В отношении других
медицинских специалистов Апшеронской районной больницы
производство по уголовному делу было прекращено. 22 августа 2003
г. дело было передано для рассмотрения в суд. Заявитель была
допущена к производству по делу в качестве гражданского истца.
47. 30 сентября 2003 г. Апшеронский районный суд
Краснодарского края оправдал Данилова А.М. на том основании, что
ни одно из доказательств, представленных стороной обвинения, не
подтвердило вину подсудимого. В частности, в заключении
медицинских экспертов от 29 апреля 2003 г. была установлена лишь
причинная связь между действиями врачей обеих больниц и смертью
Тарариева Н.И., но это заключение прямо не подтверждало наличия
вины в действиях Данилова А.М. На второе заключение от 19 июня
2003 г. не было возможности ссылаться, поскольку (по неясным
причинам) должностные инструкции были признаны недопустимым
доказательством. Основываясь на свидетельских показаниях Карпачева
В.И., суд решил, что Данилов А.М. не мог обоснованно предвидеть
смерть пациента, потому что состояние Тарариева Н.И. во время его
выписки "улучшалось" и "позволяло его перевезти в [специальную
больницу в п. Тлюстенхабль]". В приговоре не сообщалось о
рассмотрении гражданского иска заявительницы.
48. Заявительница и сторона обвинения обжаловали
оправдательный приговор. Заявительница утверждала, в частности,
что Данилов А.М. послал ее сына на верную смерть, потому что
разрешил его выписать в тяжелом состоянии и перевозить на
расстояние более 100 км в автомобиле, непригодном для
транспортировки пациентов. Суд не рассмотрел ее гражданский иск
против Данилова А.М., а также отказался отложить рассмотрение дела
на десять дней, потому что адвокат заявительницы был занят в
Краснодарском краевом суде. Сторона обвинения обжаловала решения
суда относительно допустимости и оценки доказательств.
49. 10 декабря 2003 г. судебная коллегия по уголовным делам
Краснодарского краевого суда изучила кассационные жалобу и
представление и оставила оправдательный приговор без изменения,
поддержав доводы суда первой инстанции.
50. 5 ноября 2003 г. старший помощник прокурора Республики
Адыгея сообщил заявительнице, что по ее жалобе в Генеральную
прокуратуру Российской Федерации была проведена дополнительная
проверка относительно действий медицинского персонала
лечебно-профилактического учреждения N 5 п. Тлюстенхабль. Было
установлено, что при подготовке к хирургической операции Тарариев
Н.И. был помещен в отделение интенсивной терапии, получил
интенсивное вливание и подвергся антибактериальной обработке в
связи с предстоящей операцией. Поэтому отсутствуют основания для
признания халатными действий сотрудников указанного учреждения.
51. 27 января 2004 г. и 2 марта 2004 г. Генеральная
прокуратура Российской Федерации сообщила заявительнице, что все
проверки были проведены всесторонне и объективно и оснований для
отмены принятых решений не имеется.
D. Соответствующая медицинская документация
52. Медицинская карта стационарного больного N 53, которая
была открыта 1 февраля 2001 г. в связи с поступлением Тарариева
Н.И. в лечебно-профилактическое учреждение N 5, содержит следующие
данные:
"Предварительный диагноз: язва двенадцатиперстной кишки,
рецидив хронического гастрита...
12 февраля 2001 г.: этапирован в колонию N 9 после улучшения.
Были даны рекомендации..."
53. Копия не имеющей номера карты амбулаторного больного из
учреждения УО-68/9:
"Поступил из [краснодарского] следственного изолятора без
медицинской карты. 31 июля 2002 г.: здоров, жалоб не имеет.
Кишечная язва в анамнезе. Туберкулезник: здоров. Интернист:
здоров.
20 августа 2002 г. 8 часов 30 минут... Диагноз:
перфорированная язва двенадцатиперстной кишки. Общий перитонит.
Гиповолемический шок второй степени. Необходима срочная
хирургическая операция. Медикаменты:..."
54. Медицинская карта стационарного больного N 7377/1362,
открытая на Тарариева Н.И. 20 августа 2002 г. в 11 часов 30 минут
в хирургическом отделении Апшеронской больницы:
"...20 августа 2002 г. 13 часов - 14 часов 35 минут
хирургическая операция: лапаротомия. Наложение лигатуры на язву,
дренаж брюшной полости...
22 августа 2002 г. 8 часов - 14 часов. Обследование заведующим
отделения. Пациент в тяжелом состоянии вследствие раннего
послеоперационного периода и несостоятельности швов в области
язвы.
23 августа 2002 г.: выписан для перевода в специальную
больницу."
55. Медицинская карта N 419, открытая на Тарариева Н.И. 22
августа 2002 г. в 5 часов 30 минут в хирургическом отделении
лечебно-профилактического учреждения N 5:
"24 августа 2002 г. 3 часа утра, дежурный врач. Срочный вызов
в палату реанимации... пациент в очень тяжелом состоянии...
геморрагический шок. Приняты меры по реанимации. Лечение согласно
возможностям больницы: недостаточное количество менадиона и
аминокапроновой кислоты...
24 августа 2002 г. 7 часов 35 минут - 12 часов 35 минут
операционная N 225: релапаротомия...
4 сентября 2002 г. 5 часов 50 минут, срочный вызов в палату,
сильные боли в груди... В 7 часов 35 минут наступила смерть".
E. Допрос свидетеля Цыганковой А.Г.
56. 5 декабря 2005 г. заявительница пожаловалась в Европейский
суд на то обстоятельство, что 1 и 2 декабря 2005 г. сотрудники
прокуратуры Северского района Краснодарского края официально
допросили Цыганкову А.Г. о событиях, описанных в ее объяснениях
(см. выше з 25). По мнению заявительницы, такое поведение
национальных властей было явно направлено на запугивание
свидетельницы Тарариевой Н.Д.
57. 19 декабря 2005 г. власти Российской Федерации представили
свои замечания по существу жалобы. В частности, они указывали на
то, что:
"...утверждение заявительницы о том, что она посещала
Тарариева Н.И. в реанимационном отделении Апшеронской центральной
районной больницы... и якобы видела, что он пристегнут наручниками
к кровати, не соответствует действительности и вводит Европейский
суд в заблуждение. Как сообщает Генеральная прокуратура Российской
Федерации, по результатам повторно проведенной проверки
установлено, что ни заявительница, ни другие лица, кроме
медицинского персонала и конвоиров, не допускались к Тарариеву
Н.И. в реанимационное отделение указанной больницы. ...Таким
образом, ссылаясь на информацию из Федеральной службы исполнения
наказаний и из Генеральной прокуратуры Российской Федерации,
власти Российской Федерации настаивают, что во время нахождения
Тарариева Н.И. на лечении в Апшеронской центральной районной
больнице наручники к нему не применялись".
58. 19 декабря 2005 г. Европейский суд обратился к властям
Российской Федерации с запросом о том, была ли Цыганкова А.Г.
допрошена, и если да, то с какой целью и на каком правовом
основании был проведен допрос. Властям Российской Федерации было
также предложено представить копии протоколов допросов.
59. 13 января 2006 г. власти Российской Федерации представили
свои замечания. Они признали, что 30 ноября и 1 декабря 2005 г.
Цыганкову А.Г. вызывали в прокуратуру Северского района с целью
проверки обстоятельств поданной в Европейский суд жалобы
заявительницы, проведенной по запросу Уполномоченного Российской
Федерации при Европейском суде по правам человека от 12 ноября
2005 г. Власти Российской Федерации утверждали, что Цыганкову А.Г.
не "допрашивали" по смыслу национального законодательства, а
пригласили "дать объяснения" в соответствии со статьей 22
Федерального закона "О прокуратуре Российской Федерации". Никакого
давления на Цыганкову А.Г. не оказывалось. Ей было разъяснено ее
конституционное право не свидетельствовать против себя. Власти
Российской Федерации утверждали, что не было вмешательства в право
заявительницы на подачу индивидуальной жалобы, гарантированное
статьей 34 Конвенции.
60. Власти Российской Федерации представили копии двух
машинописных объяснений, подписанных заместителем прокурора
Северского района и Цыганковой А.Г. В объяснениях от 30 ноября
2005 г. было указано следующее:
"Я знаю Тарариеву Н.Д. с 1993 года, поскольку встречалась с ее
сыном... Я знаю, что Тарариева Н.Д. обратилась в Европейский суд и
знаю предмет ее жалобы... Тарариева Н.Д. не просила меня
подтверждать факты, которые не соответствовали бы
действительности.
21 августа 2002 г. я пришла в Апшеронскую районную больницу,
чтобы увидеть Тарариева Н.И., по просьбе его матери. Он был в
отдельной палате в реанимационном отделении. ...В той же комнате
был вооруженный сотрудник милиции с автоматом, а еще два
сотрудника стояли на страже за дверью. Нас пустили в палату в
присутствии заведующего отделением. Тарариев Н.И. был в тяжелом
состоянии... Он мог говорить, но с большим трудом. Его левая рука
была пристегнута наручниками к металлическим перилам кровати. ...Я
оставалась в палате от пяти до пятнадцати минут. К правой руке
Тарариева Н.И. было присоединено несколько капельниц... Я была в
Апшеронской районной больнице только один раз и больше Тарариева
Н.И. не видела".
61. В объяснениях от 1 декабря 2005 г. было указано следующее:
"В ответ на дополнительный вопросы я подтверждаю, что я
посещала Тарариева Н.И. в Апшеронской районной больнице 21 августа
2002 г. Тарариевой Н.Д. и мне пришлось приехать в Апшеронск
вечером 20 августа 2002 г., но нас не пустили, поскольку Тарариеву
Н.И. только сделали операцию... Я не могу сказать, охраняли ли
Тарариева Н.И. сотрудники милиции. Это могли быть сотрудники
конвоя; я не знаю их знаков отличия. На всех троих была зеленая
камуфляжная форма. Сотрудник с автоматом, который находился в
палате Тарариева Н.И., иногда садился на кровать или раскладушку,
а иногда вставал и ходил вокруг. Я не помню лиц тех сотрудников,
которые стояли за дверью, но я могу описать того, кто был в
палате...".
II. Соответствующее национальное законодательство
A. Гражданский кодекс Российской Федерации
62. Общие положения о компенсации ущерба звучат следующим
образом:
"Статья 1064. Общие основания ответственности за причинение
вреда
1. Вред, причиненный личности или имуществу гражданина...
подлежит возмещению в полном объеме лицом, причинившим вред.
2. Лицо, причинившее вред, освобождается от возмещения вреда,
если докажет, что вред причинен не по его вине...".
B. Уголовно-процессуальный кодекс Российской Федерации
63. Если производство по уголовному делу прекращается на
стадии предварительного следствия, потерпевшее лицо, допущенное к
участию в деле в качестве гражданского истца, может подать
отдельный гражданский иск, если только производство по делу не
прекращено а) за отсутствием события преступления или б) за
непричастностью подозреваемого или обвиняемого к совершению
преступления (часть четвертая статьи 213, пункт 1 части первой
статьи 24 и пункт 1 части первой статьи 27
Уголовно-процессуального кодекса Российской Федерации).
64. Если подсудимый оправдан судом за отсутствием события
преступления или за непричастностью к совершению преступления, суд
отклоняет гражданский иск. Если подсудимый оправдан за отсутствием
состава преступления (пункт 2 части первой статьи 24
Уголовно-процессуального кодекса Российской Федерации), суд
отклоняет гражданский иск, но этот иск может быть подан снова в
рамках гражданского судопроизводства (часть вторая статьи 306
Уголовно- процессуального кодекса Российской Федерации).
C. Федеральный закон "О прокуратуре Российской Федерации"
65. Статья 22 Федерального закона "О прокуратуре Российской
Федерации" закрепляет, что прокурор имеет право вызывать
должностных лиц и граждан для объяснений по поводу нарушений
законов.
D. Федеральный закон "Об учреждениях и органах,
исполняющих наказание в виде лишения свободы"
66. Федеральный закон от 21 июля 1993 г. N 5473-I "Об
учреждениях и органах, исполняющих наказание в виде лишения
свободы" закрепляет, что наручники могут применяться к заключенным
в целях пресечения массовых беспорядков или при конвоировании
заключенных, которые своим поведением дают основания полагать, что
они могут совершить побег или причинить вред себе или окружающим
(пункты 2 и 4 статьи 30).
III. Соответствующие документы Совета Европы
67. В соответствующих положениях 3-го Общего доклада
[CPT/Inf(93) 12] Европейского комитета по предупреждению пыток и
бесчеловечного или унижающего достоинство обращения (ЕКПП) указано
следующее:
"a. Доступ к врачу
...35. Медицинская служба в исправительном учреждении должна
как минимум иметь возможность обеспечивать регулярные амбулаторные
консультации и срочную медицинскую помощь (разумеется, в
дополнение могут существовать и отделения больничного типа с
кроватями). ...Кроме того, врач исправительного учреждения, должен
иметь возможность обратиться к услугам специалистов. ...
За амбулаторным лечением должен наблюдать, если это
необходимо, медицинский персонал. Часто для обеспечения
реабилитационного лечения недостаточно полагаться на инициативу
самого осужденного.
36. Должна быть обеспечена прямая поддержка со стороны
полностью оборудованной больницы либо системы гражданского
здравоохранения, либо уголовно-исполнительной системы. ...
37. Если осужденным необходимы госпитализация или осмотр
специалиста в больнице, они должны быть доставлены в
соответствующее учреждение с незамедлительностью, которую требует
состояние их здоровья.
b. Равнозначность лечения
38. Служба здравоохранения уголовно-исполнительной системы
должна иметь возможность обеспечивать медицинское лечение и
уход... в условиях, сопоставимых с теми, которыми пользуются все
остальные члены общества. Должны быть обеспечены соответствующий
медицинский, медсестринский и технический персонал, а также
помещения, установки и оборудование.
Должен осуществляться соответствующий контроль за аптеками и
распространением лекарств. Кроме того, изготовление лекарств
должно всегда доверяться квалифицированному персоналу
(фармацевтам/медсестрам и т.д.).
39. На каждого пациента заводится медицинская карта, в которой
содержатся сведения о диагнозе, об изменении состояния здоровья
пациента и о проведенных ему особых обследованиях. В случае
перевода медицинская карта передается врачам принимающего
учреждения...".
ПРАВО
I. Предполагаемое нарушение статей 2 и 13 Конвенции
68. Заявительница утверждала, что ее сын Тарариев Н.И. умер,
отбывая наказание в виде лишения свободы, в результате
ненадлежащей и неправильной медицинской помощи и что виновные в
этом не были установлены и наказаны. Европейский суд сначала
рассмотрит эту жалобу с позиции статьи 2 Конвенции, в первом
предложении которой закреплено:
"Право каждого лица на жизнь охраняется законом".
A. Предварительные возражения властей
Российской Федерации относительно неисчерпания
национальных средств правовой защиты
69. В своих замечаниях после вынесения Европейским судом
Решения о приемлемости жалобы власти Российской Федерации указали,
что заявительница не обжаловала в суд общей юрисдикции
Постановление прокурора от 21 июня 2003 г. об отказе в возбуждении
уголовного дела в отношении сотрудников лечебно-профилактического
учреждения.
70. Европейский суд повторяет, что согласно правилу 55
Регламента Европейского суда любое заявление о неприемлемости
жалобы должно быть представлено властями государства-ответчика,
насколько это позволяют характер замечаний и обстоятельства дела,
в письменных или устных замечаниях по вопросу приемлемости жалобы
(см., например, Постановление Европейского суда по делу
"Прокопович против Российской Федерации" от 18 ноября 2004 г.,
жалоба N 58255/00, з 29). Доводы властей Российской Федерации
относились к событиям, имевшим место до подачи заявительницей
жалобы в Европейский суд, и впоследствии не было каких-либо
юридически значимых изменений. Отсутствуют какие-либо
исключительные обстоятельства, которые бы освободили власти
Российской Федерации от обязанности заявить свои предварительные
возражения до вынесения Европейским судом Решения о приемлемости
настоящей жалобы. Следовательно, на данной стадии производства по
делу власти Российской Федерации лишены возможности представлять
предварительные замечания по вопросу неисчерпания национальных
средств правовой защиты.
B. Доводы сторон по существу жалобы
71. Власти Российской Федерации утверждали, что не имело место
нарушение права Тарариева Н.И. на жизнь. Его смерть являлась не
следствием ненадлежащих условий содержания под стражей или
ненадлежащей медицинской помощи, а результатом непредсказуемого
развития заболевания, приобретенного им до помещения под стражу.
Следователи и национальные суды тщательно исследовали
обстоятельства смерти Тарариева Н.И., оценили значительный объем
доказательств, назначили медицинские экспертизы, допросили
свидетелей и не установили вины в действиях медицинского персонала
или иных лиц. Власти Российской Федерации также утверждали, что
гражданский иск заявительницы о компенсации морального вреда был
отклонен, поскольку врач Данилов А.М. был оправдан и
законодательство Российской Федерации об ответственности за
причинение вреда не закрепляло ответственности без вины в таком
случае.
72. Заявительница настаивала, что ужасные условия отбывания ее
сыном наказания в виде лишения свободы в исправительных
учреждениях, отягощенные отсутствием надлежащей медицинской
помощи, привели к рецидиву язвенного заболевания у Тарариева Н.И.
14 августа 2002 г., к перфорации язвы и другим осложнениям 20
августа 2002 г. и к его смерти 4 сентября 2002 г. Непосредственной
причиной смерти Тарариева Н.И. была потеря крови, вызванная
внутренним кровотечением. И медицинское заключение N 419, и
показания врача Данилова А.М. свидетельствовали о том, что
лечебно-профилактическое учреждение не располагало достаточным
количеством кровоостанавливающих средств, а расследование по этому
поводу проведено не было. Заявительница полагала, что
расследование не было ни полным, ни надлежащим. После отклонения
ее гражданского иска в уголовном процессе она не имела шансов на
получение компенсации в рамках гражданского судопроизводства.
C. Мнение Европейского суда
1. Общие принципы, применяемые к защите права на жизнь
73. Европейский суд повторяет, что первое предложение статьи 2
Конвенции, которое является одним из основополагающих положений
Конвенции и закрепляет одну из основных ценностей демократических
сообществ, составляющих Совет Европы, требует от государства не
только воздерживаться от "умышленного" лишения жизни, но также
предпринимать соответствующие действия, направленные на сохранение
жизни тех, кто находится под его властью (см., например,
Постановление Европейского суда по делу "Кинан против Соединенного
Королевства" (Keenan v. United Kingdom), жалоба N 27229/95, ECHR
2000-VII, з 89). В отношении осужденных Европейский суд уже
отмечал в предыдущих делах, что лица, содержащиеся под стражей,
находятся в уязвимом положении и власти обязаны их защищать.
Государство несет ответственность за любые телесные повреждения,
полученные при содержании под стражей, и эта обязанность должна
особо строго выполняться в случае смерти заключенного (см.,
например, приведенное выше Постановление Европейского суда по делу
"Кинан против Соединенного Королевства" (Keenan v. United
Kingdom), з 91, Постановление Большой палаты Европейского суда по
делу "Салман против Турции" (Salman v. Turkey), жалоба N 21986/93,
ECHR 2000-VII, з 99).
74. Эти принципы применимы и в публично-правовой сфере.
Позитивная обязанность требует от государства принимать нормы,
обязывающие больницы - и частные, и государственные - осуществлять
соответствующие меры по защите жизни пациентов. Они также требуют
установления эффективной независимой судебной системы, чтобы могла
быть установлены причина смерти пациента, находившегося в руках
медицинских специалистов - независимо от того, в государственной
или частной сфере, - а виновные были бы привлечены к
ответственности (см. Постановление Большой палаты Европейского
суда по делу "Во против Франции" (Vo v. France), жалоба N
53924/00, ECHR 2004-VIII, з 89, Постановление Большой палаты
Европейского суда по делу "Кальвелли и Чильо против Италии"
(Calvelli and Ciglio v. Italy), жалоба N 32967/96, ECHR 2002-I, з
49, Решение Европейского суда о приемлемости по делу "Пауэлл
против Соединенного Королевства" (Powell v. United Kingdom),
жалоба N 45305/99, ECHR 2000-V). Кроме того, если больница
является государственным учреждением, действия и бездействие ее
персонала могут влечь ответственность государства-ответчика в
соответствии с Конвенцией (см. Постановление Европейского суда по
делу "Гласс против Соединенного Королевства" (Glass v. United
Kingdom), жалоба N 61827/00, ECHR 2004-II, з 71).
75. Хотя право требовать привлечения третьих лиц к уголовной
ответственности или их осуждения за совершение преступления не
может оцениваться независимо (см. Постановление Большой палаты
Европейского суда по делу "Перес против Франции" (Perez v.
France), жалоба N 47287/99, ECHR 2004-I, з 70), Европейский суд в
ряде случаев установил, что эффективная судебная система, как
этого требует статья 2 Конвенции, может, а в определенных
обстоятельствах должна, включать в себя обращение к уголовному
праву. Однако если вмешательство в право на жизнь или физическую
неприкосновенность причинено неумышленно, налагаемая статьей 2
Конвенции позитивная обязанность по установлению эффективной
судебной системы не обязательно требует предоставления
уголовно-правового средства защиты в каждом случае. В особых
случаях медицинской халатности эта обязанность может быть также
выполнена, например, если правовая система предоставляет
потерпевшему возможность получить возмещение в гражданском суде
либо отдельно, либо в совокупности со средством правовой защиты в
уголовном суде, предоставляя возможность установить любую
ответственность соответствующих медицинских специалистов и
получить соразмерную гражданско-правовую компенсацию, такую как
постановление о присуждении компенсации ущерба и о публикации
решения. Дисциплинарные меры также могут быть предусмотрены (см.
приведенные выше Постановления Большой палаты Европейского суда по
делу "Во против Франции" (Vo v. France), з 90, и "Кальвелли и
Чильо против Италии" (Calvelli and Ciglio v. Italy), з 51; Решение
Европейского суда о приемлемости по делу "Лаццарини и Гиаччи
против Италии" (Lazzarini and Ghiacci v. Italy) от 7 ноября 2002
г., жалоба N 53749/00 и Постановление Большой палаты Европейского
суда по делу "Мастроматтео против Италии" (Mastromatteo v. Italy),
жалоба N 37703/97, ECHR 2002-VIII, з 90).
2. Применение этих принципов в настоящем деле
a) Предположительное несоблюдение властями Российской
Федерации права Тарариева Н.И. на жизнь
i. Ответственность государства
76. Европейский суд отмечает, что с 6 апреля 2000 г. и до
смерти 4 сентября 2002 г. Тарариев Н.И. находился под стражей и,
следовательно, под контролем властей Российской Федерации. Не
оспаривается, что Тарариев Н.И. страдал от многих хронических
заболеваний, таких как язва, гастрит и гландулярный гастрит.
Власти Российской Федерации не отрицали, что соответствующие
власти были хорошо осведомлены об этих заболеваниях Тарариева Н.И.
(см., в частности, выше з 12 - 15, 19 и 20), которые требовали
постоянного медицинского надзора и соответствующего лечения. В
этих обстоятельствах Европейский суд полагает, что власти должны
были бы вести постоянный учет состояния здоровья Тарариева Н.И. и
лечения, оказанного ему во время пребывания под стражей (см.
приведенный выше в з 67 Общий отчет ЕКПП о стандартах
здравоохранения в учреждениях уголовно-исполнительной системы).
ii. Характер (достаточность) медицинской помощи в учреждении
УО-68/9
77. Заявительница указала, что согласно копии медицинской
карты, представленной для составления медицинского заключения в
2003 году, Тарариев Н.И. считался здоровым и не было упоминания о
каких-либо медицинских обследованиях или осмотрах. Тарариеву Н.И.
приходилось собирать подорожник и одуванчики для самолечения.
78. Ссылаясь на дословно повторяющие друг друга письменные
объяснения исполняющего обязанности начальника учреждения УО-68/9
и начальника медицинской части этого учреждения, представленные в
2005 году, власти Российской Федерации утверждали, что после
возвращения из лечебно-профилактического учреждения в марте 2001
г. Тарариев Н.И. регулярно проходил медицинские осмотры. Детали
лечения не могли быть представлены. Сведения об осмотрах вносились
в оригинал медицинской карты, которая осталась в следственном
изоляторе г. Краснодара и не может быть представлена, а также в
журналы диспансерного учета, которые были уничтожены в 2005 году.
Поэтому не было необходимости вносить эту же информацию в дубликат
медицинской карты.
79. Европейский суд отмечает, что, когда Тарариев Н.И. прибыл
в учреждение УО-68/9 31 июля 2002 г., он не впервые был в этом
учреждении. Ранее он находился там с 2000 - 2001 годах, а оттуда
его забрали в лечебно-профилактическое учреждение в тяжелом
состоянии в связи с язвенной болезнью. Как указано в медицинской
карте из лечебно-профилактического учреждения, при выписке "были
даны рекомендации [по лечению]" (см. выше з 52). Неясно, какими
были эти рекомендации, где они были записаны и выполнялись ли они
после возвращения Тарариева Н.И. в учреждение УО-68/9 сотрудниками
учреждения, ответственными за здоровье и благополучие осужденных.
80. В том что касается событий июля и августа 2002 г.,
Европейскому суду нет необходимости определять, проходил ли
Тарариев Н.И. или нет регулярные медицинские осмотры в учреждении
УО-68/9. Ключевым моментом для оценки Европейским судом этого
периода является отсутствие каких-либо указаний на осмотр
Тарариева Н.И. гастроэнтерологом после его возвращения в
учреждение и до резкого ухудшения состояния его здоровья через 20
дней. Как отмечено выше, сотрудники учреждения УО-68/9 были
полностью осведомлены о медицинской истории язвенной болезни
Тарариева Н.И., и это было отмечено в дубликате медицинской карты
(см. выше з 53). В отсутствие самой последней и надежной
информации о состоянии здоровья Тарариева Н.И. - поскольку
оригинал его медицинской карты либо остался в следственном
изоляторе в г. Краснодаре, либо утерян в учреждении УО-68/9 -
сотрудники учреждения УО-68/9 не организовали осмотр Тарариева
Н.И. медицинским специалистом, ограничившись в своих наблюдениях
упоминанием того, что Тарариев Н.И. не болел туберкулезом, считал
себя здоровым и не имел жалоб. Европейский суд, однако, полагает,
что в случае возвращения из больницы осужденного с известным
перечнем заболеваний власти обязаны обеспечить соответствующее
реабилитационное лечение, независимо от инициативных действий
самого осужденного (см. приведенный выше в з 67 Общий отчет ЕКПП о
стандартах здравоохранения в учреждениях уголовно-исполнительной
системы). Хотя утверждение заявительницы о том, что ее сыну
приходилось собирать растения для самолечения, не может быть
проверено, в медицинской карте Тарариева Н.И. нет доказательств
того, что он получал реабилитационное лечение до перфорации у него
язвы 20 августа 2002 г. Следовательно, Европейский суд приходит к
выводу, что в учреждении УО-68/9 Тарариев Н.И. не был надлежащим
образом осмотрен и не получал медицинское лечение,
соответствовавшее состоянию его здоровья.
iii. Характер (достаточность) медицинской помощи в Апшеронской
районной больнице
81. 20 августа 2002 г. Тарариеву Н.И. была сделана в
Апшеронской районной больнице операция в связи с перфорацией язвы.
Европейский суд отмечает, что комиссия из трех медицинских
специалистов единогласно пришла к мнению, что качество
хирургического вмешательства как минимум подвергалось сомнению
из-за последовавшей несостоятельности операционных швов. Кроме
того, общее и неполное описание операции в медицинской карте
сделало невозможными более точные выводы (см. пункт 4.5 заключения
от 29 апреля 2003 г.). Дополнительное экспертное заключение
указало на ошибку в действиях хирурга Дудкина Д.Л., который не
организовал консультацию с терапевтом до операции и провел
операцию с техническими нарушениями, и его начальника Данилова
А.М., который не проверил состояние здоровья пациента (см.
заключение от 19 июня 2003 г., приведенное выше в з 44). Поскольку
власти Российской Федерации не выдвинули каких-либо доводов,
бросающих сомнение на выводы национальных медицинских экспертиз,
Европейский суд приходит к выводу, что качество хирургической
помощи, оказанной Тарариеву Н.И. в Апшеронской районной больнице,
было ненадлежащим.
82. Европейский суд особо отмечает последующие решения,
принятые врачами Апшеронской районной больницы. Из медицинской
карты стационарного больного Тарариева Н.И. следует, что утром 22
августа 2002 г. заведующий отделением Данилов А.М. осмотрел
заявителя и установил, что он был "в тяжелом состоянии из-за...
несостоятельности швов в области язвы" (см. выше з 54).
Впоследствии комиссия медицинских экспертов установила, что
состояние здоровья пациента требовало дальнейшей немедленной
операции (см. пункт 7.8 заключения от 29 апреля 2003 г. и
заключение от 19 июня 2003 г.). Однако операция не была проведена.
83. Вместо этого хирург и заведующий отделением приняли
решение выписать Тарариева Н.И. из больницы для перевода в
лечебно-профилактическое учреждение. Как установили медицинские
эксперты, Тарариев Н.И. был "непригоден к транспортировке", а
решение о его выписке было принято без надлежащей консультации со
специалистами и было "необоснованным" и "неоправданным" (см.
приведенные выше заключения). Власти Российской Федерации не
представили каких-либо сведений, опровергающих эти выводы. При
этом Европейский суд не может не отметить тот факт, что врачи
районной больницы предоставили своим коллегам из
лечебно-профилактического учреждения неполную медицинскую карту
Тарариева Н.И. Отсутствовала ключевая информация, необходимая для
надлежащей оценки состояния здоровья пациента: в карте не
упоминалось о проведении операции или о послеоперационных
осложнениях, таких как несостоятельность швов (см. выше з 45).
84. Национальные медицинские эксперты установили, что решение
о выписке Тарариева Н.И. было основной причиной ухудшения
состояния его здоровья, поскольку привело "к позднему оказанию
медицинской помощи, развитию осложнений и наступлению смерти" (см.
упомянутое заключение от 19 июня 2003 г.). Поскольку эти выводы не
отрицаются властями Российской Федерации, Европейский суд
полагает, что медицинская помощь, оказанная Тарариеву Н.И. в
Апшеронской районной больнице, была ненадлежащей.
85. Тот факт, что уголовное дело в отношении большинства
имевших отношение к инциденту врачей было прекращено на стадии
предварительного следствия, в то время как Данилов А.М. был
оправдан судами Российской Федерации на основании принципа
презумпции невиновности, не освобождает власти Российской
Федерации от предусмотренной Конвенцией ответственности за
действия или бездействие в ходе лечения Тарариева Н.И. Во всех
рассматриваемых Европейским судом делах речь идет о международной
ответственности государства (см. Постановление Европейского суда
по делу "Луканов против Болгарии" (Lukanov v. Bulgaria) от 20
марта 1997 г., Reports of Judgements and Decisions 1997-II, з 40,
и Постановление Европейского суда по делу "Рибич против Австрии"
(Ribitsch v. Austria) от 4 декабря 1995 г., Series A, N 336, з
34).
iv. Характер (достаточность) медицинской помощи в
лечебно-профилактическом учреждении (N 5)
86. После выписки Тарариева Н.И. перевели в
лечебно-профилактическое учреждение, где ему 24 августа 2002 г.
сделали операцию. Медицинские эксперты установили, что операция
была сделана "слишком поздно" (см. пункт 7.8 приведенного выше
заключения от 29 апреля 2003 г.). Однако, по-видимому, отсутствие
полной медицинской карты из Апшеронской районной больницы
осложнило и затянуло оценку состояния здоровья пациента.
Неизвестно, почему персонал лечебно-профилактического учреждения
не связался со своими коллегами из районной больницы в связи с
этим срочным вопросом. Комиссия экспертов установила, что поздняя
вторая операция была одной из причин смерти Тарариева Н.И. (см.
пункт 9 приведенного выше заключения от 29 апреля 2003 г.).
87. Следующим существенным моментом при оценке качества
медицинской помощи в лечебно-профилактическом учреждении является
то, располагало ли это учреждение необходимыми возможностями для
успешного хирургического вмешательства и лечения послеоперационных
осложнений. По-видимому, в данном деле такие возможности,
очевидно, отсутствовали. Хирург дал показания следователям, что
лечебно-профилактическое учреждение "не в состоянии осуществлять
переливание крови, поскольку не заключило договор со службой
переливания крови" (см. выше з 36). Из записи в медицинской карте
Тарариева Н.И. из лечебно-профилактического учреждения следует,
что отсутствовало достаточное количество гемостатических - то есть
обеспечивающих сворачиваемость крови средств (см. выше з 55). В
свете этих обстоятельств Европейский суд приходит к выводу, что
лечебно-профилактическое учреждение не было достаточным образом
оборудовано для оказания надлежащей медицинской помощи и что
имеется причинно-следственная связь между этими недостатками и
смертью Тарариева Н.И.
v. Обобщение выводов Европейского суда и заключение
88. В итоге Европейский суд пришел к следующим выводам в связи
с утверждением заявительницы о том, что власти Российской
Федерации не выполнили свою обязанность по защите жизни Тарариева
Н.И.
На протяжении более чем двух лет до момента смерти Тарариев
Н.И. находился под стражей, и власти уголовно-исполнительной
системы были полностью осведомлены о его проблемах со здоровьем. В
медицинских записях отсутствует последовательность: большая их
часть либо утрачена, либо записи неполные. В учреждении УО-68/9
Тарариев Н.И. не был должным образом осмотрен и не получил
никакого медицинского лечения. Хотя его быстро перевели в больницу
системы общегражданского здравоохранения, операция была проведена
с нарушениями. Врачи Апшеронской районной больницы дали разрешение
на выписку Тарариева Н.И., полностью осознавая имевшиеся
послеоперационные осложнения, требовавшие дальнейшей операции. Они
также скрыли ключевые сведения об операции, проведенной Тарариеву
Н.И., и развившихся осложнениях. Сотрудники
лечебно-профилактического учреждения относились к нему как к
обычному пациенту, находившемуся в послеоперационном периоде, а не
как к пациенту в экстренной ситуации, что привело к слишком
позднему проведению операции. Кроме того, лечебно-профилактическое
учреждение не было надлежащим образом оборудовано для лечения
случаев большой потери крови.
Наличие причинно-следственной связи между ненадлежащей
медицинской помощью, оказанной Тарариеву Н.И., и его смертью было
подтверждено национальными медицинскими экспертами и не
оспаривалось властями Российской Федерации.
89. Следовательно, Европейский суд приходит к выводу, что
имело место нарушение статьи 2 Конвенции в связи с неспособностью
властей Российской Федерации защитить право Тарариева Н.И. на
жизнь.
b) Качество проведенного расследования
90. Европейский суд должен рассмотреть, выполнили ли власти
Российской Федерации свою обязанность по статье 2 Конвенции
предоставить в распоряжение заявительницы эффективную судебную
систему, предоставляющую возможность установить ответственных за
лишение жизни и получить соответствующую компенсацию (см. общие
принципы, приведенные выше, в з 75).
i. Уголовное расследование
91. Прежде всего Европейский суд отмечает, что ответственные
прокуроры чрезмерно долго рассматривали вопрос о возможности
начала расследования обстоятельств смерти Тарариева Н.И. Прокурор
Апшеронского района возбудил дело только 19 февраля 2003 г., то
есть через пять месяцев после смерти Тарариева Н.И. Также,
по-видимому, пределы этого уголовного дела были ограничены
действиями врачей Апшеронской районной больницы и только позднее
распространились на сотрудников лечебно-профилактического
учреждения. Следовательно, расследование было начато с
запозданием.
92. Во-вторых, Европейский суд не убежден, что расследование
было полным. Определенные существенные обстоятельства остались за
пределами официальных проверок. В том что касается действий
сотрудников учреждения УО-68/9, прокуроры установили, что они
должным образом организовали перевод Тарариева Н.И. в гражданскую
больницу, но адекватная медицинская помощь в предшествовавший
этому событию период никогда не оценивалась, несмотря на явный
соответствующий запрос заявительницы (см. выше з 42). В
Постановлении прокурора от 21 июня 2003 г. относительно
сотрудников лечебно-профилактического учреждения указано, что
состояние здоровья Тарариева Н.И. ухудшилось в результате его
перевозки в автомобиле для перевозки заключенных (см. выше з 45),
но при этом не было сделано попыток выявить ответственных за такие
условия перевозки. Вопрос об ответственности за выписку из
больницы пациента в тяжелом состоянии и без соответствующих
медицинских документов не рассматривался, и это серьезное упущение
не вошло в состав обвинения, предъявленного заведующему
хирургическим отделением Даниловым А.М. В заключение, прокуроры не
рассмотрели, почему в лечебно-профилактическом учреждении
отсутствовали возможности для переливания крови и имелась ли
причинно-следственная связь между отсутствием гемостатических
препаратов и смертью Тарариева Н.И., независимо от сведений,
содержащихся в свидетельстве о смерти и в соответствующих
показаниях хирурга.
93. В-третьих, Европейский суд полагает, что не было
обеспечено право заявительницы на эффективное участие в
расследовании. За ней был официально признан статус потерпевшей в
рамках уголовного дела в отношении врачей районной больницы, но не
в рамках уголовного дела в отношении сотрудников
лечебно-профилактического учреждения. Власти Российской Федерации
не отрицали, что 4 июня 2003 г. заявительница письменно просила
прокурора поставить перед медицинскими экспертами дополнительные
вопросы относительно ненадлежащей медицинской помощи в учреждении
УО-68/9. Однако ее просьба осталась без ответа. Кроме того,
Постановление от 21 июня 2003 г. об отказе в возбуждении
уголовного дела в отношении сотрудников лечебно-профилактического
учреждения было предоставлено заявительнице только по истечении
двух месяцев, в то время как национальное законодательство требует
предоставлять такие документы незамедлительно.
94. В-четвертых, Европейский суд полагает, что сторона
обвинения не подготовила надлежащим образом доказательственную
базу для суда. Дело в отношении заведующего хирургическим
отделением Данилова А.М. развалилось <*> в суде, поскольку
должностные инструкции, регулировавшие профессиональные
обязанности подсудимого, были исключены как недопустимые
доказательства, вследствие чего экспертное заключение от 19 июня
2003 г., основанное на этих инструкциях, было отклонено судом. В
самом приговоре ничего не сказано о том, почему это доказательство
признано недопустимым, а власти Российской Федерации не прояснили
этот вопрос. В любом случае в итоге Данилова А.М. нельзя было
более привлечь к ответственности за несоблюдение должностных
инструкций, в то время как уголовное дело было посвящено именно
"причинению смерти по неосторожности, совершенному вследствие
ненадлежащего исполнения лицом своих профессиональных
обязанностей".
--------------------------------
<*> Так в тексте (прим. переводчика).
95. В заключение Европейский суд отмечает, что дело в
отношении сотрудников лечебно-профилактического учреждения так и
не дошло до суда, несмотря на единогласный вывод медицинских
экспертов о том, что имела место причинно-следственная связь между
их действиями и смертью Тарариева Н.И. (см. пункт 9 приведенного
выше заключения от 29 апреля 2003 г.).
ii. Гражданский иск о компенсации ущерба
96. Относительно того, могла ли заявительница получить
компенсацию в рамках гражданского судопроизводства, Европейский
суд отмечает, что в российском уголовно-процессуальном
законодательстве возможность подачи гражданского иска против
предполагаемого причинителя вреда зависит от оснований, по которым
прекращено уголовное дело. Прекращение уголовного дела за
отсутствием события преступления юридически препятствует доступу в
гражданский суд с иском о компенсации ущерба, причиненного теми же
событиями (см. выше з 63). Однако если подсудимый оправдан за
отсутствием состава преступления, гражданский иск может быть подан
в рамках отдельного гражданского судопроизводства (см. выше з 64).
97. Прежде всего, Европейский суд отмечает, что в силу
упомянутых положений законодательства Постановление прокурора об
отказе в возбуждении уголовного дела в отношении сотрудников
лечебно-профилактического учреждения за отсутствием события
преступления (см. выше з 45) воспрепятствовало заявительнице
обратиться в порядке гражданского судопроизводства с иском против
указанных сотрудников о компенсации ущерба.
98. Европейский суд также отмечает, что заведующий
хирургическим отделением Апшеронской центральной районной больницы
Данилов А.М. был оправдан на том основании, что его действия не
являлись преступлением в связи с недоказанностью его вины.
Гражданский иск заявительницы [в уголовном процессе] был отклонен,
но национальное законодательство позволяло ей подать этот иск еще
раз в рамках отдельного гражданского судопроизводства. Она такой
иск не подала, видимо, предполагая, что он будет отклонен.
99. Европейский суд напоминает, что он уже рассматривал жалобы
заявителей на то, что Постановление прокурора об отказе в
возбуждении уголовного дела против причинителей вреда лишало
доступа в суд с гражданским иском о компенсации ущерба, основанном
на тех же событиях. Принимая во внимание правоприменительную
практику того, что гражданский суд не был связан решением органов
обвинения о прекращении производства по уголовному делу, и тот
факт, что заявитель не пытался подать гражданский иск, Европейский
суд устанавливал отсутствие нарушения пункта 1 статьи 6 Конвенции
(см. Постановление Европейского суда по делу "Ассенов против
Болгарии" (Assenov v. Bulgaria) от 28 октября 1998 г., Reports of
Judgements and Decisions 1998-III, з 107 - 113).
100. По мнению Европейского суда, данное дело отличается от
указанных, и ключевое различие заключается в сути жалобы
заявителя: в деле Ассенова заявитель обжаловал нарушение его права
на доступ к суду, поскольку он не мог подать иск о компенсации
ущерба. В данном деле заявительница утверждала, что такой иск мог
быть подан, но у него не было шансов на удовлетворение. Власти
Российской Федерации воспроизвели доводы заявительницы. По сути
они утверждали, что уголовный суд обоснованно отклонил гражданский
иск заявительницы после оправдания Данилова А.М. и что
отсутствовали иные основания для привлечения к ответственности,
которые позволили бы заявительнице получить компенсацию морального
вреда. Следовательно, гражданский иск против Данилова А.М. был бы
отклонен.
101. В заключение, по-видимому, заявительница могла бы подать
иск против районной больницы и/или лечебно-профилактического
учреждения как юридических лиц, сославшись на общие основания
привлечения к ответственности (см. приведенную выше часть первую
статьи 1064 Гражданского кодекса Российской Федерации). Однако как
Европейский суд недавно установил, отсутствует правоприменительная
практика, согласно которой российские гражданские суда могли бы, в
отсутствие данных расследования по уголовному делу, рассмотреть по
существу гражданский иск, касающийся предполагаемого серьезного
преступного деяния (см. Постановление Европейского суда по делу
"Исаева против Российской Федерации" от 24 февраля 2005 г., жалоба
N 57950/00, з 155, и Постановление Европейского суда по делу
"Исаева и другие против Российской Федерации" от 24 февраля 2005
г., жалобы N 57947/00, 57948/00 и 57949/00, з 147). В данном деле
уголовное расследование не дало результатов. В свете изложенного
Европейский суд приходит к выводу, что гражданский иск
заявительницы был бы отклонен, независимо от личности ответчика.
iii. Обобщение выводов Европейского суда и заключение
102. Европейский суд пришел к следующим выводам в связи с
жалобой заявительницы на то, что власти Российской Федерации не
установили причину смерти Тарариева Н.И. и не привлекли виновных к
ответственности.
Производство по уголовному делу было медленным, а его пределы
- ограниченными, за рамками которых остались многие ключевые
события. Право заявительницы на эффективное участие в уголовном
расследовании не было обеспечено. Сторона обвинения плохо
подготовила доказательственную базу для суда, что привело к
оправданию подозреваемого. После прекращения производства по
уголовному делу заявительница не имела в своем распоряжении
доступное и эффективное гражданско-правовое средство защиты,
поскольку либо подаче гражданского иска препятствовали положения
законодательства, либо этот иск не имел шансов на удовлетворение в
свете существовавшей судебной практики.
103. В свете изложенного Европейский суд полагает, что имело
место нарушение статьи 2 Конвенции в связи с тем, что власти
Российской Федерации не выполнили свою позитивную обязанность
установить достаточным и полным образом причину смерти Тарариева
Н.И. и привлечь виновных к ответственности. Европейский суд также
полагает, что нет необходимости отдельно рассматривать этот же
вопрос в свете статьи 13 Конвенции.
II. Предполагаемое нарушение статьи 3 Конвенции
104. Заявительница утверждала, что отсутствие лекарств во
время содержания ее сына в учреждении УО-68/9, применение к нему
наручников в Апшеронской районной больнице и условия перевозки ее
сына из Апшеронской районной больницы в лечебно-профилактическое
учреждение нарушили закрепленные Конвенцией гарантии защиты от
бесчеловечного и унижающего обращения, которые звучат следующим
образом:
"Никто не должен подвергаться ни пыткам, ни бесчеловечному или
унижающему достоинство обращению или наказанию".
105. Европейский суд уже рассмотрел жалобу на медицинское
обслуживание в учреждении УО-68/9 с позиции статьи 2 Конвенции.
Европейский суд не считает необходимым рассматривать ее отдельно в
свете статьи 3 Конвенции. Поэтому Европейский суд переходит к
рассмотрению жалобы на применение к Тарариеву Н.И. наручников в
районной больнице и условий его перевозки из районной больницы в
лечебно-профилактическое учреждение.
A. Применение к Тарариеву Н.И. наручников
в Апшеронской районной больнице
106. Заявительница утверждала, что она и Цыганкова А.Г.
посещали Тарариева Н.И. в Апшеронской районной больнице и видели,
что он был пристегнут за левую руку наручниками к кровати.
Заявительница представила письменные показания Цыганковой А.Г. с
подробным описанием посещения.
107. Власти Российской Федерации отрицали, что заявительницу
допускали в палату в Апшеронской районной больнице, где лежал
Тарариев Н.И., и что к последнему применялись наручники. Ссылаясь
на выводы дополнительной проверки, проведенной Генеральной
прокуратурой Российской Федерации, и сведения из Федеральной
службы исполнения наказаний, власти указывали, что согласно
Федеральному закону "Об учреждениях и органах, исполняющих
наказание в виде лишения свободы" наручники могут применяться
только к тем заключенным, которые своим поведением дают основания
полагать, что они могут совершить побег или причинить вред себе
или окружающим (см. выше з 66). Состояние здоровья Тарариева Н.И.
исключало возможность такого поведения и делало применение
наручников ненужным. Кроме того, дополнительная безопасность
обеспечивалась вооруженным конвоем из нескольких сотрудников
органов внутренних дел.
108. Европейский суд отмечает, что утверждение заявительницы о
том, что она видела своего сына пристегнутым наручниками к
кровати, оспаривается властями Российской Федерации. При этом
версия заявительницы подтверждается письменными показаниями
свидетельницы Цыганковой А.Г., представленной в рамках
разбирательства дела в Европейском суде. Впоследствии Цыганкова
А.Г. подтвердила свои показания в беседе с государственными
должностными лицами (см. выше з 60). С другой стороны, власти
Российской Федерации не подтвердили свои доводы доказательствами,
таким как, например, показания медицинского персонала больницы или
сотрудников, охранявших палату Тарариева Н.И. Власти утверждали,
что закон не требовал применения наручников в случае с Тарариевым
Н.И., но они не представили доказательств того, действительно ли
сотрудники конвоя действовали в данном случае согласно требованиям
закона. Европейский суд отмечает, что Генеральная прокуратура
Российской Федерации продолжает отрицать, что заявительницу и
Цыганкову А.Г. пустили к Тарариеву Н.И. в Апшеронской районной
больнице, даже после того, как прокурор Апшеронского района
получил от Цыганковой А.Г. сведения об обратном. Поскольку
показания заявительницы являются последовательными и подтверждены
соответствующими доказательствами, в то время как доводам властей
Российской Федерации не хватает обоснованности, Европейский суд
принимает версию событий в изложении заявительницы и полагает
установленным, что как минимум 21 августа 2002 г. Тарариев Н.И.
был пристегнут наручниками к кровати в Апшеронской районной
больнице.
109. Европейский суд повторяет, что обычно применение
наручников не вызывает вопрос в рамках статьи 3 Конвенции, если
эта мера применяется в связи с законным задержанием и не влечет
применение силы или публичности, превышающих разумно необходимый
уровень. В этом отношении важно, например, рассмотреть, имелась ли
опасность того, что лицо может скрыться или причинить вред себе
или окружающим (см. Постановление Европейского суда по делу "Энаф
против Франции" (Henaf v. France), жалоба N 65436/01, ECHR
2003-XI, з 48, Постановление Европейского суда по делу "Муизель
против Франции" (Mouisel v. France), жалоба N 67263/01, ECHR
2002-IX, з 47, и Постановление Европейского суда по делу "Ранинен
против Финляндии" (Raninen v. Finland) от 16 декабря 1997 г.,
Reports of Judgements and Decisions 1997-VIII, з 56).
110. В данном деле сторонами не оспаривалось, что отсутствовал
риск того, что Тарариев Н.И. мог сбежать, и что он не представлял
опасности для себя или окружающих. Он не мог встать с постели на
следующий день после сложной полостной операции. Он находился под
капельницей и не мог встать без посторонней помощи. Из подробных
показаний Цыганковой А.Г. также следует, что в палате Тарариева
Н.И. присутствовал вооруженный автоматом охранник, а еще двое
охранников находились снаружи палаты. При таких обстоятельствах
Европейский суд полагает, что применение наручников не было
вызвано соображениями безопасности (см. приведенные выше
Постановления Европейского суда по делу "Энаф против Франции"
({Henaf} <*> v. France) и "Муизель против Франции" (Mouisel v.
France).
--------------------------------
<*> Здесь и далее по тексту слова на национальном языке
набраны латинским шрифтом и выделены фигурными скобками.
111. Принимая во внимание состояние здоровья Тарариева Н.И.,
отсутствие каких-либо оснований опасаться, что он представлял
опасность режиму безопасности, а также постоянный надзор со
стороны вооруженных сотрудников органов внутренних дел,
Европейский суд полагает, что применение наручников в таких
обстоятельствах являлось бесчеловечным обращением.
Следовательно, имело место нарушение статьи 3 Конвенции в
связи с применением к Тарариеву Н.И. наручников во время его
нахождения в районной больнице.
B. Условия перевозки Тарариева Н.И.
в лечебно-профилактическое учреждение
112. Заявительница утверждала, что Тарариева Н.И. перевозили
из районной больницы в лечебно-профилактическое учреждение в
обычном автомобиле для перевозки заключенных. Она помогла
персоналу больницы положить Тарариева Н.И. на сложенные матрасы.
Заявительница отметила, что медицинские эксперты, прокуроры и
врачи лечебно-профилактического учреждения согласились, что
перевозка в ненадлежащих условиях ухудшила состояние здоровья
Тарариева Н.И.
113. Власти Российской Федерации утверждали, что Тарариева
Н.И. перевозили в "автомобиле, ...предназначенном для перевозки
осужденных... оборудованном носилками, двумя матрасами, простынями
и подушкой". Его сопровождала опытная медсестра, у которой было
при себе необходимое медицинское оборудование и которая продолжала
вводить Тарариеву Н.И. внутривенно медицинские препараты. Персонал
Апшеронской районной больницы не возражал против предложенных
условий перевозки. Власти Российской Федерации сослались на
письменные показания медсестры и начальника медицинской части
учреждения УО-68/9.
114. Европейский суд повторяет, что оценка уровня жестокости,
которого должно достичь обращение, чтобы попасть в сферу действия
статьи 3 Конвенции, является относительной. Она зависит от всех
обстоятельств дела, таких как длительность обращения, его
физические и психологическое последствия, а в некоторых случаях
пол, возраст и состояние здоровья жертвы (см. среди других
примеров Постановление Большой палаты Европейского суда по делу
"Кудла против Польши" ({Kudla} v. Poland), жалоба N 30210/96, ECHR
2000-XI, з 91, и Постановление Европейского суда по делу "Пирс
против Греции" (Peers v. Greece), жалоба N 28524/95, ECHR
2001-III, з 67). Европейский суд ранее установил нарушение статьи
3 Конвенции в деле против Российской Федерации, когда заявителя
перевозили в переполненном автомобиле (см. Постановление
Европейского суда по делу "Худоеров против Российской Федерации",
жалоба N 6847/02, ECHR 2005-..., з 116 - 120).
115. Из доводов сторон, несмотря на различные термины,
использованные при описании, следует, что рассматриваемый
автомобиль был предназначен для перевозки осужденных, а не
пациентов после операции (см. Постановление прокурора от 21 июня
2003 г., приведенное выше в з 45). Это был не автомобиль скорой
помощи или иной тип медицинского автомобиля. Для того, чтобы
доставить Тарариева Н.И. к автомобилю, была использована каталка,
а в автомобиле его положили на матрасы. Поскольку расстояние до
лечебно-профилактического учреждения было более 100 км, Тарариева
Н.И. перевозили в таких условиях более двух часов.
116. Европейский суд также отмечает, что состояние здоровья
Тарариева Н.И. внушало серьезные опасения. Только за два дня до
того он перенес полостную операцию, а в день перевозки у него была
установлена несостоятельность швов, что требовало дальнейшего
хирургического вмешательства. Как впоследствии установили
медицинские эксперты, Тарариев Н.И. был "нетранспортабелен" (см.
выше з 45). При таких обстоятельствах присутствие медсестры не
могло компенсировать ненадлежащие условия содержания под стражей.
117. Принимая во внимание тяжелое состояние здоровья Тарариева
Н.И., продолжительность перевозки и негативное воздействие,
которое оказала перевозка на состояние здоровья Тарариева Н.И.,
Европейский суд полагает, что перевозка Тарариева Н.И. в обычном
автомобиле для перевозки заключенных должна была существенно
усилить его страдания и поэтому являлась бесчеловечным обращением.
Следовательно, имело место нарушение статьи 3 Конвенции в
связи с условиями перевозки Тарариева Н.И.
III. Предполагаемое вмешательство в право лица
на подачу жалобы, гарантированное статьей 34 Конвенции
118. Заявительница обжаловала тот факт, что ее свидетельницу
Цыганкову А.Г. вызвали в прокуратуру и допрашивали в связи с
жалобой заявительницы в Европейский суд. Европейский суд
рассмотрит, являлись ли эти действия властей Российской Федерации
вмешательством в право заявительницы на подачу индивидуальной
жалобы, гарантированное статьей 34 Конвенции:
"Суд может принимать жалобы от любого физического лица,
...которое утверждает, что явилось жертвой нарушения одной из
Высоких Договаривающихся Сторон их прав, признанных в настоящей
Конвенции или в Протоколах к ней. Высокие Договаривающиеся Стороны
обязуются никоим образом не препятствовать эффективному
осуществлению этого права".
119. Европейский суд повторяет, что для эффективного
функционирования системы индивидуальной подачи жалобы,
установленной статьей 34 Конвенции, особо важно, чтобы заявители
могли свободно общаться с конвенционными органами без какого-либо
давления со стороны властей с целью заставить их отказать от
жалобы или изменить ее. Понятие "любая форма давления" должно
рассматриваться как относящееся не только к прямому принуждению и
явным действиям по запугиванию заявителей или их представителей,
но также к иным ненадлежащим действиям или контактам, направленным
на то, чтобы отговорить заявителей или помешать им обратиться к
конвенционным средствам правовой защиты. В ряде случаев, когда
власти допрашивали заявителей в связи с их жалобами, Европейский
суд установил нарушение властями их обязанности, предусмотренной
статьей 34 Конвенции (или бывший пункт 1 статьи 25 Конвенции) (см.
Постановление Европейского суда по делу "Курт против Турции" (Kurt
v. Turkey) от 25 мая 1998 г., Reports 1998-III, з 160;
Постановление Большой палаты Европейского суда по делу "Танрикулу
против Турции" (Tanrikulu v. Turkey), жалоба N 23763/94, ECHR
1999-IV, з 130; Постановление Европейского суда по делу "Акдивар и
другие против Турции" (Akdivar and Others v. Turkey) от 16
сентября 1996 г., Reports 1996-IV, з 105; и Постановление
Европейского суда по делу "Орхан против Турции" (Orhan v. Turkey)
от 18 июня 2002 г., жалоба N 25656/94, з 407; см. также
Постановление Европейского суда по делу "Бильжин против Турции"
(Bilgin v. Turkey) от 16 ноября 2000 г., жалоба N 23819/94, з 133;
Постановление Европейского суда по делу "Дулаш против Турции"
({Dulas} v. Turkey) от 30 января 2001 г., жалоба N 25801/94, з 79,
и Постановление Европейского суда по делу "Акдениз и другие против
Турции" (Akdeniz and Others v. Turkey) от 31 мая 2001 г., жалоба N
23954/94, з 118).
120. В данном деле не заявительницу, а ее свидетельницу,
Цыганкову А.Г., дважды просили явиться в прокуратуру и ответить на
ряд вопросов, касавшихся одной из жалоб заявительницы в
Европейский суд. Нет необходимости рассматривать, являлась ли
беседа официальным "допросом" по смыслу этого термина в
национальном законодательстве. Власти Российской Федерации
представили протоколы бесед, и их точность не оспаривалась.
121. Обе беседы касались одной из жалоб заявительницы:
применения к Тарариеву Н.И. наручников в Апшеронской районной
больнице. По-видимому, Цыганкову А.Г. не спрашивали о каких-либо
иных аспектах дела заявительницы, за исключением общего вопроса о
том, знала ли она о содержании жалобы и просила ли ее
заявительница сообщить сведения, не соответствующие
действительности. Во время первой беседы Цыганкова А.Г. описала
обстановку в палате Тарариева Н.И. и людей, которые там были,
включая сотрудников органов внутренних дел. Во время второй беседы
ее попросили подробно описать этих сотрудников и сообщить, могла
бы она их опознать. Оценивая содержание протоколов бесед в целом,
Европейский суд приходит к мнению, что лица, беседовавшие с
Цыганковой А.Г., пытались получить информацию, которая могла быть
использована для расследования обстоятельств оказания медицинской
помощи Тарариеву Н.И. и для выявления виновных лиц. Европейский
суд также отмечает, что Цыганкову А.Г. не заставляли сообщать
сведения прокурору.
По-видимому, в своих высказываниях прокурор не использовал
каких-либо выражений, ссылок или намеков угрожающего или
отговаривающего характера (см. для сравнения Постановление
Европейского суда по делу "Петра против Румынии" (Petra v.
Romania) от 23 сентября 1998 г., Reports 1998-VII, з 44).
122. В особых обстоятельствах данного дела Европейский суд
полагает, что беседы с Цыганковой А.Г. не являлись "давлением",
"запугиванием" или "преследованием", которые могли бы вынудить
заявительницу отказаться от своей жалобы или изменить ее или иным
образом воспрепятствовать ей в осуществлении ее права на подачу
индивидуальной жалобы.
Следовательно, власти Российской Федерации не нарушили свои
обязательства, предусмотренные статьей 34 Конвенции.
IV. Применение статьи 41 Конвенции
123. В статье 41 Конвенции закреплено:
"Если Суд объявляет, что имело место нарушение Конвенции или
Протоколов к ней, а внутреннее право Высокой Договаривающейся
Стороны допускает возможность лишь частичного устранения
последствий этого нарушения, Суд, в случае необходимости,
присуждает справедливую компенсацию потерпевшей стороне".
A. Ущерб
124. Заявительница просила Европейский суд определить размер
компенсации за страдания и переживания, причиненные смертью ее
сына.
125. Власти Российской Федерации посчитали требование
заявительницы необоснованным.
126. Европейский суд признает, что заявительница пережила
страдания и разочарование, поскольку власти не предприняли
разумных мер для защиты жизни ее сына и не выявили и не наказали
виновных в его смерти. Принимая решение на основе принципа
справедливости, Европейский суд присуждает заявительнице 25000
евро в качестве компенсации морального вреда плюс любые налоги,
которые могут быть взысканы с этой суммы.
B. Судебные расходы и издержки
127. Заявительница требовала 20000 долларов США в качестве
компенсации расходов и издержек, связанных с представлением
интересов ее сына в рамках уголовного дела и с его похоронами.
128. Власти Российской Федерации указали, что сумма являлась
чрезмерной и что заявительница только представила почтовые
квитанции на сумму 3050 рублей.
129. Согласно правоприменительной практике Европейского суда
заявитель имеет право на компенсацию судебных расходов и издержек,
только если продемонстрирует, что они были понесены в
действительности и по необходимости и являлись разумными по
количеству. В данном деле, учитывая представленные ему документы и
указанный выше критерий, Европейский суд полагает разумным
присудить 100 евро расходов, понесенных при рассмотрении жалобы
Европейским судом.
С. Процентная ставка при просрочке платежей
130. Европейский суд счел уместным, что процентная ставка за
просрочку платежа должна быть установлена в размере предельной
годовой ставки Европейского центрального банка плюс три процента.
НА ЭТИХ ОСНОВАНИЯХ СУД:
1) постановил единогласно, что имело место нарушение статьи 2
Конвенции в связи с неспособностью властей Российской Федерации
защитить право сына заявительницы на жизнь;
2) постановил единогласно, что имело место нарушение статьи 2
Конвенции в связи с неспособностью властей Российской Федерации
установить причину смерти сына заявительницы и привлечь виновных к
ответственности;
3) постановил единогласно, что нет необходимости рассматривать
отдельно статью 13 Конвенции;
4) постановил единогласно, что имело место нарушение статьи 3
Конвенции в связи с применением наручников к сыну заявительницы;
5) постановил единогласно, что имело место нарушение статьи 3
Конвенции в связи с условиями перевозки сына заявительницы из
районной больницы в лечебно-профилактическое учреждение;
6) постановил шестью голосами против одного, что довод о
вмешательстве в право на подачу индивидуальной жалобы не
подтвердился;
7) постановил единогласно:
a) что государство-ответчик обязано в течение трех месяцев со
дня вступления Постановления в законную силу в соответствии с
пунктом 2 статьи 44 Конвенции выплатить заявительнице следующие
суммы, подлежащие переводу в российские рубли по курсу,
установленному на день оплаты:
i) 25000 (двадцать пять тысяч) евро в качестве компенсации
морального вреда;
ii) 100 (сто) евро в качестве компенсации судебных расходов и
издержек;
iii) любые налоги, которые могут быть взысканы с этих сумм;
b) что с даты истечения вышеуказанного трехмесячного срока до
момента выплаты проценты подлежат начислению на эти суммы в
размере, равном предельной годовой ставке Европейского
центрального банка плюс три процента;
8) отклонил единогласно остальные требования заявительницы о
справедливой компенсации.
Совершено на английском языке, и уведомление о Постановлении
направлено в письменном виде 14 декабря 2006 г. в соответствии с
пунктами 2 и 3 правила 77 Регламента Суда.
Председатель Палаты
Пэр ЛОРЕНСЕН
Секретарь Секции Суда
Клаудиа ВЕСТЕРДИЙК
В соответствии с пунктом 2 статьи 45 Конвенции и пунктом 2
правила 74 Регламента Европейского суда к настоящему Постановлению
прилагается частично несовпадающее мнение судьи Х.
Боррего-Боррего.
ЧАСТИЧНО НЕСОВПАДАЮЩЕЕ МНЕНИЕ СУДЬИ Х. БОРРЕГО-БОРРЕГО
Это мнение является не только выражением моего несогласия с
большинством судей по вопросу статьи 34 Конвенции, но также
выражение моей признательности Цыганковой А.Г., этой храброй
русской женщине и подруге заявительницы.
Европейская конвенция о защите прав человека и основных свобод
является международным договором и как таковая "...обязательна для
ее участников и должна ими добросовестно выполняться" (Венская
конвенция о праве международных договоров" от 23 мая 1969 г.,
статья 26). Конвенция закрепляет, что "Высокие Договаривающиеся
Стороны обязуются никоим образом не препятствовать эффективному
осуществлению этого права" (статья 34 Конвенции).
Правоприменительная практика по тому вопросу, "...имеющему крайнюю
важность для эффективного функционирования системы", отражена в з
119 Постановления.
"Никоим образом не препятствовать эффективному осуществлению
этого права" означает, прежде всего и очевидно, что заявители и их
родственники не должны подвергаться какой-либо форме давления,
прямого или косвенного, со стороны властей с целью заставить их
отказаться от своих жалоб или изменить их.
Во-вторых, и опять же очевидно, эффективное осуществление
права на подачу индивидуальной жалобы обязывает Высокое
Договаривающееся государство свободно обсуждать обстоятельства
дела, но не свободно лгать о фактах дела. Очень сложно обеспечить
эффективное функционирование системы, если Договаривающееся
государство не играет свою роль справедливо.
К своему большому сожалению я не могу согласиться с выводом
большинства судей, что в данном деле не имело место нарушение
статьи 34 Конвенции.
Во-первых, Цыганкова А.Г., которая была свидетельницей
условий, в каких Тарариев Н.И. находился в больнице, подвергалась
давлению со стороны властей Российской Федерации. На основании
запроса Уполномоченного Российской Федерации при Европейском суде
по правам человека после вынесения Решения о приемлемости жалобы
Цыганкову А.Г. пригласили в прокуратуру Северского района, где
задали вопросы "о нарушениях законов" (статья 22 Федерального
закона "О прокуратуре Российской Федерации"). Цыганкова А.Г. была
вызвана как обвиняемая или подозреваемая, и поэтому "ей было
разъяснено ее конституционное право не свидетельствовать против
себя" (параграф 59 Постановления). С ней беседовали на протяжении
двух следующих друг за другом дней. Цыганкова А.Г. полагала, что
ее явно запугивали.
Относительно оценки этих бесед большинство судей утверждают,
что "Европейский суд приходит к мнению, что лица, беседовавшие с
Цыганковой А.Г., пытались получить информацию, которая могла быть
использована для расследования обстоятельств оказания медицинской
помощи Тарариеву Н.И. и для выявления виновных лиц". Хотя я уважаю
эту точку зрения, она кажется мне чрезмерно щедрой, более
применимой к сказке, чем к настоящему делу, поскольку власти
постоянно и упорно отрицали какое-либо жестокое обращение с
Цыганковой А.Г. <*>
--------------------------------
<*> Так в тексте. Видимо, речь идет о Тарариеве Н.И. (прим.
переводчика).
По моему мнению, власти Российской Федерации не выполнили свои
обязательства по статье 34 Конвенции.
Во-вторых, ложь противоречит принципу добросовестности и
препятствует эффективному функционированию системы. В своих
замечаниях от 30 декабря 2004 г. власти Российской Федерации
ответили на вопрос о том, был ли сын заявительницы прикован
наручниками к постели в больнице, сказав, что "как сообщают
Министерство юстиции Российской Федерации и Генеральная
прокуратура Российской Федерации, [эти] утверждения... не
соответствуют действительности". Впоследствии, в Решении о
приемлемости от 11 октября 2005 г. указано, что "власти Российской
Федерации оспаривали как несоответствующие действительности
утверждения заявительницы о том, что Тарариев Н.И. был пристегнут
наручниками к больничной койке".
После Решения о приемлемости свидетельницу Цыганкову А.Г. два
дня подряд (30 ноября и 1 декабря 2005 г.) вызывали в прокуратуру.
Она повторила свои показания и сказала, что "Тарариева Н.Д. не
просила ее сообщать какие-либо сведения, не соответствующие
действительности".
19 декабря 2005 г., несмотря на заявление Цыганковой А.Г.,
сделанное в прокуратуре, власти Российской Федерации сообщили, что
"[это] утверждение... не соответствует действительности и вводит
Европейский суд в заблуждение. По информации Генеральной
прокуратуры Российской Федерации, по результатам дополнительной
проверки установлено, что ни заявительница, ни иные лица... к
Тарариеву Н.И. не допускались...".
Мне очевидно, кто высказал утверждения, "не соответствующие
действительности и вводящие Европейский суд в заблуждение". Я
считаю, что это поведение Высокой Договаривающейся Стороны
является свидетельством того, что она не выполнила свою
обязанность, предусмотренную статьей 34 Конвенции.
В заключение я хотел бы поблагодарить Цыганкову А.Г., а также
Тарариеву Н.Д. В сложных жизненных ситуациях, как показывает
настоящее дело, пример своими действиями подают, большей частью,
женщины. Для меня как для судьи этого Суда является честью
работать для того, чтобы права и свободы таких людей, как
Цыганкова А.Г. и Тарариева Н.Д., были бы гарантированы применением
Конвенции.
EUROPEAN COURT OF HUMAN RIGHTS
FIFTH SECTION
CASE OF TARARIYEVA v. RUSSIA
(Application No. 4353/03)
JUDGMENT <*>
(Strasbourg, 14.XII.2006)
--------------------------------
<*> This judgment will become final in the circumstances set
out in Article 44 з 2 of the Convention. It may be subject to
editorial revision.
In the case of Tarariyeva v. Russia,
The European Court of Human Rights (Fifth Section), sitting as
a Chamber composed of:
Mr P. Lorenzen, President,
Mrs S. Botoucharova,
Mr K. Jungwiert,
Mr R. Maruste,
Mr A. Kovler,
Mr J. Borrego Borrego,
Mrs R. Jaeger, judges,
and Mrs C. Westerdiek, Section Registrar,
Having deliberated in private on 20 November 2006,
Delivers the following judgment, which was adopted on that
date:
PROCEDURE
1. The case originated in an application (No. 4353/03) against
the Russian Federation lodged with the Court under Article 34 of
the Convention for the Protection of Human Rights and Fundamental
Freedoms ("the Convention") by a Russian national, Ms Nadezhda
Dmitriyevna Tarariyeva ("the applicant"), on 4 December 2002.
2. The Russian Government ("the Government") were represented
by Mr P. Laptev, Representative of the Russian Federation at the
European Court of Human Rights.
3. The applicant alleged, in particular, a violation of Mr
Tarariyev's right to life as a result of defective medical
assistance and the absence of effective remedies in that
connection, as well as a violation of the guarantee against
inhuman and degrading treatment in respect of Mr Tarariyev.
4. By a decision of 11 October 2005, the Court declared the
application partly admissible.
5. The applicant and the Government each filed observations on
the merits (Rule 59 з 1).
THE FACTS
I. The circumstances of the case
6. The applicant was born in 1946 and lives in the Krasnodar
Region. She is the mother of Mr Nikolay Ivanovich Tarariyev, a
Russian national who was born in 1976 and died on 4 September
2002.
A. Criminal proceedings against Mr Tarariyev
1. First conviction
7. On 5 October 1996 Mr Tarariyev was involved in a fist fight
in which he hit his former girlfriend's boyfriend. The injured man
died three days later.
8. On 8 October 1996 criminal proceedings were instituted
against Mr Tarariyev on suspicion of having caused grievous bodily
injury that resulted in the victim's death, an offence under
Article 108 з 2 of the RSFSR Criminal Code.
9. On 6 April 2000 Mr Tarariyev was convicted as charged and
sentenced to six years' imprisonment in a correctional colony. On
the same day he was taken into custody.
10. On 17 May 2000 the Krasnodar Regional Court upheld the
conviction.
2. Medical conditions in the Khadyzhensk colony
11. Mr Tarariyev was sent to serve his sentence at
correctional facility No. UO-68/9 in the town of Khadyzhensk of
the Krasnodar Region (the "Khadyzhensk colony").
12. On 10 January 2001 Mr Tarariyev, who was in a serious
condition, was taken into hospital for in-patient treatment. He
was diagnosed with Morgagni-Adams-Stokes illness and an acute
ulcer condition. Doctors prescribed strict bed rest and medicines.
On 16 January 2001 Mr Tarariyev's state of health improved
slightly.
13. On 22 January 2001 he was escorted to Treatment and
Prevention Institution No. 5 (14) (lechebno-profilakticheskoye
uchrezhdenie No. 5 (14), "prison hospital") where he received
treatment from 1 to 12 February 2001.
14. On 1 or 2 March 2001 Mr Tarariyev was brought back from
the prison hospital to the Khadyzhensk colony with acute
gastroduodenitis.
15. On 6 March 2001 he was examined and diagnosed with chronic
gastroduodenitis. Certain medicines and vitamins were prescribed.
3. Quashing of the conviction and a new trial
16. On 2 August 2001 the Presidium of the Krasnodar Regional
Court quashed the judgments of 6 April and 17 May 2000 under the
supervisory review procedure and remitted the case for a new
trial.
17. On 22 September 2001 Mr Tarariyev was transferred to the
Krasnodar remand centre (the "Krasnodar SIZO").
18. On 20 February 2002 Mr Tarariyev fainted in the court
room. The court ordered a medical examination of Mr Tarariyev by
doctors of the Krasnodar SIZO and by doctors of the Afinskiy
district hospital. It put questions to them about the illnesses Mr
Tarariyev had, whether he needed in-patient treatment and whether
he could remain in detention.
19. On 22 February 2002 Afinskiy district hospital sent the
following report to the court, signed by the deputy head doctor,
the head of department and the doctor in charge:
"Afinskiy district hospital No. 3 replies that Mr Tarariyev is
undergoing treatment in the department of digestive illnesses in
connection with a heart illness (myocarditis) and an acute
condition of duodenal ulcer.
For treatment and differential diagnostics the patient is to
remain in the department for no less than two weeks. [He] cannot
be held in an investigations ward or detention facility."
20. On 1 March 2002 Mr Tarariyev was discharged from the
hospital to the Krasnodar SIZO. On 6 March 2002 he sought medical
assistance and received out-patient treatment. He was diagnosed
with stomach and duodenal ulcer, cardioneurosis and chronic
gastroduodenitis.
21. On 19 April 2002 the Severskiy District Court pronounced a
new conviction against Mr Tarariyev and sentenced him to six
years' imprisonment in a correctional colony. On 10 July 2002 the
Krasnodar Regional Court upheld the conviction on appeal.
B. Mr Tarariyev's death
22. On 31 July 2002 Mr Tarariyev was transferred to the
Khadyzhensk colony. According to the applicant, upon his arrival
all medicines were taken away from him and no medical assistance
was provided.
1. Worsening of Mr Tarariyev's condition
and the first surgery
23. At 8.30 a.m. on 20 August 2002 Mr Tarariyev applied to the
medical department of the colony, complaining about acute pain. He
was diagnosed as having a perforated duodenal ulcer and
peritonitis. In view of his serious condition, a decision was made
to transfer him to a civilian hospital.
24. At 1 p.m. on the same day surgery was performed on Mr
Tarariyev at Apsheronsk Central District Hospital ("Apsheronsk
hospital" or "the civilian hospital").
25. The applicant maintained that she had visited her son on
21 and 22 August and seen him shackled with handcuffs by his left
hand to the hospital bed. In support of her statements she
produced a written affidavit by a friend of hers, Ms T., who had
also come to visit on 21 August. With the permission of the head
of the resuscitation department, the applicant had stayed
overnight on a spare bed. Her son had given her an authority form
to collect his personal belongings.
26. On 21 and 22 August the applicant complained to the
Apsheronsk prosecutor, the Krasnodar Regional Prosecutor's Office,
the President of the Krasnodar Regional Court and the deputy head
of the Khadyzhensk colony about the handcuffing of her son and
asked for him not to be sent to the prison hospital in view of his
condition.
2. Mr Tarariyev's discharge and transport
to the prison hospital
27. On 22 August 2002 Mr Tarariyev was diagnosed with a
breakdown of sutures in the duodenum, duodenal fistula and
peritonitis. He was discharged from Apsheronsk Hospital and
transported to the prison hospital, 120 km from Apsheronsk.
28. According to the Government, Mr Tarariyev was transported
by a "special car" accompanied by an experienced medical nurse who
carried a set of necessary medical equipment on her. They produced
a written statement by the nurse. She indicated that during the
journey she had talked to Mr Tarariyev about his health and
measured his blood pressure which had been stable. The patient had
had no complaints. The travel time had been two hours.
29. According to the applicant, she had objected to her son's
discharge and transfer but the head of the resuscitation
department, Mr K., had told her that the transfer was mandatory
because Mr Tarariyev was a convict. She had assisted the medical
staff to load the applicant, wrapped in a blanket, onto a wheel
stretcher and then into the prison van ("avtozak") onto a layer of
padded cotton mattresses.
3. Second surgery and Mr Tarariyev's death
30. On 24 August 2002 further surgery on Mr Tarariyev's
abdominal organs was performed in the prison hospital.
31. On 4 September 2002 the applicant came to see her son and
learnt that he had died at 7.35 a.m. on that day.
32. According to the death certificate of 5 September 2002,
the autopsy established that the death had been caused by acute
anaemia (blood loss) provoked by massive gastrointestinal
haemorrhaging. A perforated duodenal ulcer was noted as a
concomitant illness.
C. Investigation into Mr Tarariyev's death
33. On 7 September 2002 an assistant to the Teuchezh
inter-district prosecutor informed the applicant of the decision
not to initiate criminal proceedings in connection with Mr
Tarariyev's death.
34. On 8 February 2003 the Apsheronsk district prosecutor told
the applicant that medical specialists of the Khadyzhensk colony
had used their best efforts to save Mr Tarariyev's life as they
had sent him to Apsheronsk Hospital, which possessed the necessary
surgical equipment.
35. On 19 February 2003 the Apsheronsk district prosecutor
issued a decision to initiate criminal investigation No. 366214
into the actions of medical specialists of Apsheronsk Hospital.
The Apsheronsk District Police Department was requested to carry
out an inquiry under Article 118 з 2 of the Criminal Code
(negligent infliction of a grievous bodily injury resulting from
incompetent performance of professional duties).
36. Between 3 and 26 March 2003 the investigators interviewed
the doctors Du., Da. and K. of Apsheronsk Hospital, the
psychologist of the Khadyzhensk colony and the surgeon Mr D. of
the prison hospital. Mr D. testified as follows:
"...on the day of arrival Mr Tarariyev was in a serious state,
unfit for transport... Conservative therapy was indicated... In
the night of 23 August 2002 a haemorrhage began and we started
discussing surgery... On 4 September 2002 he had another fit of
intestinal haemorrhaging from the ulcer defect... [The hospital]
has no facilities for blood transfusion because it has no contract
with the blood-transfusion service. For that reason Mr Tarariyev
received blood substitutes which could not stabilise haemodynamics
adequately..."
37. On 27 March 2003 a police investigator ordered a medical
inquiry into the circumstances of Mr Tarariyev's treatment and
death.
38. By a decision of 1 April 2003, the applicant was granted
victim status in criminal case No. 366214.
39. On 29 April 2003 a panel of three medical specialists
returned the following unanimous findings:
"... 6. Given the duodenal ulcer complicated by perforation
(defect of the wall of a hollow organ), the transfer of Mr
Tarariyev from the [Khadyzhensk] colony to Apsheronsk Hospital for
surgery was required for vital reasons...
4.5. Examination and treatment of Mr Tarariyev in Apsheronsk
Hospital at the moment of his arrival was timely as his condition
required emergency surgery. Owing to a short and defective
description of the surgery at Apsheronsk Hospital (the state of
the stomach and organs of the abdominal cavity is not reflected,
there is no indication of the method of suturing the ulcer defect
or disinfecting and draining the abdominal cavity), it is
impossible to determine whether the surgical technique was
correct. Two days later a breakdown of sutures was observed at the
place where the ulcer defect had been sutured, which gives rise to
doubts about the quality of... the surgery performed...
7.8. On 22 August 2002 the patient Tarariyev was unreasonably
transferred to [the prison hospital] with the diagnosis "Sutures
breakdown in the duodenum. Duodenal fistula in formation,
peritonitis". The patient was in an extremely serious condition,
not fit for transport and required further emergency surgery -
further laparotomy, revision and sanation of organs of the
abdominal cavity and removal of the duodenal fistula, which was
not done by either the doctors of Apsheronsk Hospital or the
doctors of the [prison hospital]. The transportation to the
[prison hospital] aggravated the patient's condition and delayed
emergency medical assistance. For unspecified reasons the surgery
in the [prison hospital] was performed too late, two days after
[the patient's] arrival...
9. The experts' panel considers that there is no causal link
between the actions of the doctors of the [Khadyzhensk] colony and
Mr Tarariyev's death... Defects in medical assistance administered
to Mr Tarariyev in Apsheronsk Hospital and the [prison hospital]
cumulatively resulted in the patient's death and there is a causal
link between these events."
40. On 21 May 2003 charges were brought under Article 109 з 2
of the Criminal Code (negligent manslaughter resulting from
incompetent performance of professional duties) against the
doctors of Apsheronsk Hospital and the prison hospital.
41. On 3 June 2003 the case against the doctors of the prison
hospital was severed and referred for investigation to the
Krasnodar Regional Prosecutor.
42. On 4 June 2003 the applicant asked the Apsheronsk district
prosecutor to put additional questions to medical experts. In
particular, she disagreed with the experts' findings in the part
exculpating the medical staff of the Khadyzhensk colony. She
submitted that they were to blame for the acute condition of her
son's ulcer and its ultimate perforation because all medicines had
been taken away from him and he had had to pick plantain and
dandelions for self-treatment. The applicant did not receive any
response to her request.
43. On 6 June 2003 an investigator of the Apsheronsk district
prosecutor's office commissioned a supplementary medical expert
examination, asking the experts to determine what medical
instructions the doctors of Apsheronsk Hospital had failed to
comply with.
44. On 19 June 2003 the experts reported as follows:
"The experts' panel considers that the nurse O., the internist
Kh., the anaesthetists-resuscitators K. and Shch. and the head of
the resuscitation and anaesthology department K. did not violate
any provisions of their Code of Practice... when providing medical
assistance to Mr Tarariyev.
The surgeon Du. did not arrange for a consultation by an
internist before the surgery; the surgery was performed with
technical defects that resulted in the breakdown of sutures; he
did not call for the head of the surgery department in good time
(on 22 August 2002, i.e. two days later); together with the head
of department, he decided to discharge the patient, who was unfit
for transportation, to another institution; he filled in the
medical documents approximately... whereby he violated the rules
governing provision of medical assistance in the field of general
surgery and [certain provisions] of the Code of Practice of
surgeons.
The head of the surgery department Da. failed to check the
surgeon Du.'s actions; he did not examine the patient Tarariyev
daily; it was his duty to control the discharge of a seriously ill
patient unfit for transport (the surgical tactics were chosen
incorrectly, further emergency surgery was required, a
consultation with an expert in resuscitation and an internist was
not organised before the discharge), which was in violation of
[certain provisions] of the Code of Practice binding on heads of
surgery departments.
Having regard to the above, the panel considers that the
unjustified discharge of the seriously ill patient Tarariyev, who
was unfit for transportation, from Apsheronsk Hospital led to the
belated provision of medical assistance, the development of
complications and death, for which the head of the surgery
department is to be held liable pursuant to the Code of Practice."
45. By a decision of 21 June 2003 the senior assistant to the
Adygheya Republic prosecutor refused to initiate criminal
proceedings against doctors of the prison hospital on the ground
that the alleged offence had not been committed (otsutstvie
sobytiya prestupleniya). On the basis of statements by the doctor
D. and the deputy head of the therapy department, it was
established that the medical records provided by Apsheronsk
Hospital had contained no information on the surgery performed and
post-operative complications, such as the breakdown of sutures. Mr
Tarariyev's condition had been further aggravated by the
conditions of his transfer in a prison van. Further surgery had
not been performed immediately because an examination of the
patient had been required. According to the decision, the very
length of the post-operative period showed that the further
surgery had been performed correctly and that the ulcerative
defect which had ultimately caused the death had not been a
consequence of it. On 25 August 2003 the applicant received a copy
of the decision.
46. On 10 July 2003 the investigator closed the criminal case
against all the other doctors of the Apsheronsk hospital and
preferred criminal charges against the head of the surgery
department Mr Da. On 22 August 2003 the case was set down for
trial, the applicant intervened as a civil party.
47. On 30 September 2003 the Apsheronsk District Court of the
Kransodar Region acquitted Mr Da. on the ground that no evidence
produced by the prosecution established Mr Da.'s guilt. In
particular, the report of the medical experts of 29 April 2003 had
only established a causal link between the actions of doctors of
both hospitals and Mr Tarariyev's death, but had not directly
implicated Mr Da. The second report of 19 June 2003 could not be
relied upon because the Code of Practice was regarded as
inadmissible evidence (for unspecified reasons). On the basis of
Mr K.'s testimony, the court found that Mr Da. could not have
reasonably foreseen the patient's death because Mr Tarariyev's
condition at the time of his discharge "was improving" and
"permitted his transport to [the prison hospital]". The judgment
was silent on the destiny of the applicant's civil claim.
48. Both the applicant and the prosecution appealed. The
applicant claimed, in particular, that Mr Da. had sent her son to
certain death because he had authorised his discharge in a serious
condition and transport for more than 100 km in a car unfit for
transportation of patients. The court did not determine her civil
claim against Mr Da. and refused to adjourn the proceedings for
ten days because her lawyer was engaged in the regional court. The
prosecution challenged the court's decisions on admissibility and
assessment of evidence.
49. On 10 December 2003 the Krasnodar Regional Court examined
the appeals and upheld the acquittal, endorsing the arguments of
the first-instance court.
50. On 5 November 2003 the senior assistant to the Adygheya
Republic prosecutor reported to the applicant that an additional
inquiry into the actions of the staff of the prison hospital had
been carried out further to her complaint to the Prosecutor
General's Office. It was found that Mr Tarariyev had been kept in
intensive care and received intensive infusion and antibacterial
treatment in preparation for the surgery. Therefore, no negligence
could be established.
51. On 27 January and 2 March 2004 the Prosecutor General's
Office told the applicant that all inquiries had been carried out
in a comprehensive and objective manner and there were no grounds
to quash the decisions made.
D. Relevant medical documents
52. Medical in-patient record No. 53, opened for Mr Tarariyev
on 1 February 2001 at the prison hospital:
"Preliminary diagnosis: duodenal ulcer, recrudescence of
chronic gastritis...
12 February 2001: discharged to the colony after improvement.
Recommendations have been given..."
53. Duplicate of an unnumbered outpatient record from the
Khadyzhensk colony:
"Arrived from the [Kransodar SIZO] without a medical record.
31 July 2002: healthy, no complaints. Stomach ulcer in the
patient's medical history. Tuberculosis specialist: healthy.
Internist: healthy.
20 August 2002, 8.30 a.m.... Diagnosis: perforated duodenal
ulcer. General peritonitis. Hypovolemic shock, 2nd degree. Needs
urgent surgery. Medicines:..."
54. Medical in-patient record No. 7377/1362, opened for Mr
Tarariyev on 20 August 2002 at 11.30 a.m. at the surgery unit of
Apsheronsk public hospital:
"...20 August 2002, 1.00 - 2.35 p.m. Surgery: laparotomy.
Suture ligation of ulcer. Drainage of the abdominal cavity...
22 August 2002, 8 a.m. - 2 p.m. Examination by the head of the
department. The patient is in a serious state due to the early
post-surgery period and breakdown of sutures in the ulcer area...
23 [sic] August 2002: discharged for transfer to a special
hospital."
55. Medical record No. 419, opened for Mr Tarariyev on 22
August 2002 at 5.30 p.m. in the surgery unit of the prison
hospital:
"... 24 August 2002, 3 a.m., doctor on duty. Urgent call to
the resuscitation room... The patient is in a very grave state...
haemorrhagic shock. Resuscitation measures taken. Treatment within
the hospital capacity: there is insufficient quantity of menadione
or aminocaproic acid...
24 August 2002, 7.35 a.m. - 12.35 p.m. Surgery No. 225:
further laparotomy...
29 August 2002. The patient's state is stable, with a tendency
to improve...
4 September 2002, 5.50 a.m. Urgent call to the room. Intense
chest pain... At 7.35 a.m. death is confirmed."
E. The questioning of the witness Ms T.
56. On 5 December 2005 the applicant complained to the Court
that on 1 and 2 December 2005 the regional prosecutor's office had
formally questioned Ms T. about the events described in her
affidavit (see paragraph 25 above). In the applicant's view, such
conduct of the domestic authorities had clearly been intimidating
for her witness.
57. On 19 December 2005 the Government submitted their
observations on the merits. They claimed, in particular, that -
"... the applicant's allegation that she visited Mr Tarariyev
in the resuscitation unit of the Apsheronsk central hospital...
and supposedly saw that he was handcuffed to the bed, does not
meet the reality and misleads the Court. According to the Russian
Federation General Prosecutor's Office... a repeatedly conducted
check has established that neither the applicant nor other
persons, except for medical staff and guards, had been admitted to
Mr Tarariyev... Thus, referring to the information of the Federal
Service of Execution of Sentences and the General Prosecutor's
Office, the Russian Federation authorities insist that during Mr
Tarariyev's stay at the Apsheronsk central hospital for treatment
he was not handcuffed."
58. On 19 December 2005 the Court asked the Government whether
Ms T. had been interviewed and, if so, what the purpose and legal
basis of that interview had been. The Government were also
requested to produce copies of the interview records.
59. On 13 January 2006 the Government submitted their reply.
They acknowledged that on 30 November and 1 December 2005 Ms T.
had been summoned to the Severskiy district prosecutor's office
for the purpose of verifying the applicant's complaint to the
Court, carried out further to a request of the Government's
Representative before the European Court, dated 12 November 2005.
The Government claimed that Ms T. had not been "questioned" within
the meaning of the domestic law but merely asked to "give
explanations" in accordance with section 22 of the Public
Prosecutors Act. No pressure had been exerted on Ms T. and the
constitutional guarantee against self-incrimination had been
explained to her. The Government claimed that there had been no
hindrance of the applicant's right of individual petition under
Article 34 of the Convention.
60. The Government produced copies of two printed statements
signed by the deputy prosecutor of the Severskiy district and by
Ms T. The statement of 30 November 2005 reads as follows:
"I have known Mrs Tarariyeva since 1993 because I then dated
her son... I know that Mrs Tarariyeva applied to the European
Court and I know the subject matter of her application... Mrs
Tarariyeva did not ask me to confirm any facts which did not
happen in reality.
On 21 August 2002 I went to Apsheronsk Hospital to see Mr
Tarariyev at the request of his mother. He was in a separate room
in the resuscitation department... There was a uniformed police
officer with a submachine gun in the same room, and two police
officers stood guard outside the room. We were let into the room
in the presence of the head of department. Mr Tarariyev was in a
grave condition... He could speak, but with great difficulty. His
left hand was attached with handcuffs to the metal rail of the
bed... I remained in the room for five to fifteen minutes. Several
drips were connected to Mr Tarariyev, to his right arm... I went
only once to Apsheronsk Hospital and have not seen Mr Tarariyev
since."
61. The statement of 1 December 2005 reads as follows:
"In reply to additional questions, I confirm that I visited Mr
Tarariyev at Apsheronsk Hospital on 21 August 2002... Mrs
Tarariyeva and I had come to Apsheronsk in the night of 20 August
2002 but they had not let us in because Mr Tarariyev had just
undergone surgery... I cannot say whether Mr Tarariyev was guarded
by police. They might have been convoy officers; I do not know
their insignia. All three of them wore green camouflage uniform.
The officer with a submachine gun, who was in Mr Tarariyev's room,
sometimes sat on the bed or folding bed and sometimes got up and
walked about. I do not remember the appearance of the officers who
stood guard outside the room but I can describe the officer who
was in the room..."
II. Relevant domestic law
A. Civil Code
62. The general provisions on liability for damage read as
follows:
Article 1064. General grounds giving rise to liability for
damages
"1. Damage inflicted on the person or property of an
individual... shall be reimbursed in full by the person who
inflicted the damage...
2. The person who inflicted the damage shall be liable for it
unless he proves that the damage was inflicted through no fault of
his..."
B. Code of Criminal Procedure
63. If criminal proceedings are discontinued at the stage of
the investigation, an aggrieved person who joined the proceedings
as a civil party may lodge a separate civil claim unless the
proceedings were discontinued on the ground that (a) the alleged
offence had not been committed (otsutstvie sobytiya prestupleniya)
or (b) the suspect had not been involved in its commission
(Article 213 з 4 and Articles 24 з 1 (1) and 27 з 1 (1)).
64. If the defendant is acquitted by the trial court on the
ground that (a) the alleged offence was not committed or (b) the
defendant was not involved in its commission, the trial court
dismisses the civil claim. If the defendant is acquitted on the
ground that one or more constituent elements of a criminal offence
are missing (Article 24 з 1 (2)), the trial court disallows the
civil claim but it may be lodged again in civil proceedings
(Article 306 з 2).
C. Public Prosecutors Act
65. Section 22 provides that a public prosecutor may summon
officials or private persons and ask them for explanations about
violations of laws.
D. Penitentiary Act
66. The Penitentiary Act (the Federal Law on Institutions and
Authorities Executing Criminal Sentences in the Form of
Deprivation of Liberty, No. 5473-I of 21 July 1993) provides that
handcuffs may be applied to detainees with a view to putting an
end to mass disorder or during the convoy of detainees whose
conduct gives reason to believe that they might escape or harm
themselves or others (Section 30 (2) and (4)).
III. Relevant Council of Europe documents
67. The relevant extracts from the 3rd General Report [CPT/Inf
(93) 12] by the European Committee for the Prevention of Torture
and Inhuman or Degrading Treatment or Punishment ("the CPT") read
as follows:
"a. Access to a doctor
... 35. A prison's health care service should at least be able
to provide regular out-patient consultations and emergency
treatment (of course, in addition there may often be a
hospital-type unit with beds). ... Further, prison doctors should
be able to call upon the services of specialists. ...
Out-patient treatment should be supervised, as appropriate, by
health care staff; in many cases it is not sufficient for the
provision of follow-up care to depend upon the initiative being
taken by the prisoner.
36. The direct support of a fully-equipped hospital service
should be available, in either a civil or prison hospital. ...
37. Whenever prisoners need to be hospitalised or examined by
a specialist in a hospital, they should be transported with the
promptness and in the manner required by their state of health."
b. Equivalence of care
38. A prison health care service should be able to provide
medical treatment and nursing care... in conditions comparable to
those enjoyed by patients in the outside community. Provision in
terms of medical, nursing and technical staff, as well as
premises, installations and equipment, should be geared
accordingly.
There should be appropriate supervision of the pharmacy and of
the distribution of medicines. Further, the preparation of
medicines should always be entrusted to qualified staff
(pharmacist/nurse, etc.).
39. A medical file should be compiled for each patient,
containing diagnostic information as well as an ongoing record of
the patient's evolution and of any special examinations he has
undergone. In the event of a transfer, the file should be
forwarded to the doctors in the receiving establishment..."
THE LAW
I. Alleged violation of Articles 2 and 13 of the Convention
68. The applicant complained that her son, Mr Tarariyev, had
died in custody as a result of inadequate and defective medical
assistance and that those responsible had not been identified and
punished. The Court will first examine this complaint from the
standpoint of Article 2 of the Convention, the first sentence of
which provides:
"Everyone's right to life shall be protected by law."
A. The Government's preliminary objection as
to the non-exhaustion of the domestic remedies
69. In their submissions following the Court's decision as to
admissibility of the application, the Government pointed out that
the applicant had not challenged the prosecutor's decision of 21
June 2003 refusing institution of criminal proceedings against the
medical staff of the prison hospital, before a court of general
jurisdiction.
70. The Court reiterates that, according to Rule 55 of the
Rules of Court, any plea of inadmissibility must, in so far as its
character and the circumstances permit, be raised by the
respondent Contracting Party in its written or oral observations
on the admissibility of the application (see, for example,
Prokopovich v. Russia, No. 58255/00, з 29, 18 November 2004, with
further references). The Government's submissions referred to the
events that had occurred before the application was lodged with
the Court and there had been no relevant legal developments
thereafter. There are no exceptional circumstances which would
have absolved the Government from the obligation to raise their
preliminary objection before the Court's decision as to the
admissibility of the application. Consequently, the Government are
estopped from raising a preliminary objection of non-exhaustion of
domestic remedies at the present stage of the proceedings.
B. Submissions by the parties on the merits
71. The Government claimed that there had been no violation of
Mr Tarariyev's right to life. His death had not been a consequence
of inadequate conditions of detention or medical assistance, but
the outcome of an unpredictable development of the illness he had
acquired prior to his placement in custody. The investigators and
domestic courts had thoroughly examined the circumstances of Mr
Tarariyev's death, assessed a substantial body of evidence,
commissioned a medical examination, interviewed witnesses and
found no fault on the part of the medical staff or other persons.
The Government further submitted that the applicant's civil claim
for non-pecuniary damages had been dismissed because Mr Da. had
been acquitted and because the Russian law of tort did not provide
for liability without fault in such a situation.
72. The applicant maintained that the appalling conditions of
her son's detention at the State penitentiary institutions,
exacerbated by the lack of appropriate treatment, had led to a
recrudescence of his ulcer on 14 August 2002, its perforation and
other complications on 20 August and his death on 4 September. The
direct cause of Mr Tarariyev's death had been blood loss caused by
internal haemorrhaging. Both medical record No. 419 and Mr D.'s
testimony indicated that the prison hospital did not possess a
sufficient quantity of haemostatics and no investigation into that
matter had been carried out. The applicant considered that the
investigation had been neither comprehensive nor adequate. After
her civil action in the criminal proceedings had been refused she
had no prospects of obtaining redress in civil proceedings.
C. The Court's assessment
1. General principles applicable
to the protection of the right to life
73. The Court reiterates that the first sentence of Article 2,
which ranks as one of the most fundamental provisions in the
Convention and also enshrines one of the basic values of the
democratic societies making up the Council of Europe, requires the
State not only to refrain from the "intentional" taking of life,
but also to take appropriate steps to safeguard the lives of those
within its jurisdiction (see, for example, Keenan v. the United
Kingdom, No. 27229/95, з 89, ECHR 2001-III). In the context of
prisoners, the Court has already emphasised in previous cases that
persons in custody are in a vulnerable position and that the
authorities are under a duty to protect them. It is incumbent on
the State to account for any injuries suffered in custody, which
obligation is particularly stringent where that individual dies
(see, for example, Keenan, cited above, з 91, and Salman v. Turkey
[GC], No. 21986/93, з 99, ECHR 2000-VII).
74. Those principles apply in the public-health sphere too.
The positive obligations require States to make regulations
compelling hospitals, whether private or public, to adopt
appropriate measures for the protection of patients' lives. They
also require an effective independent judicial system to be set up
so that the cause of death of patients in the care of the medical
profession, whether in the public or the private sector, can be
determined and those responsible made accountable (see Vo v.
France [GC], No. 53924/00, з 89, ECHR 2004-VIII; Calvelli and
Ciglio v. Italy [GC], No. 32967/96, з 49, ECHR 2002-I; and Powell
v. the United Kingdom (dec.), No. 45305/99, ECHR 2000-V).
Furthermore, where a hospital is a public institution, the acts
and omissions of its medical staff are capable of engaging the
responsibility of the respondent State under the Convention (see
Glass v. the United Kingdom, No. 61827/00, з 71, ECHR 2004-II).
75. Although the right to have third parties prosecuted or
sentenced for a criminal offence cannot be asserted independently
(see Perez v. France [GC], No. 47287/99, з 70, ECHR 2004-I), the
Court has stated on a number of occasions that an effective
judicial system, as required by Article 2, may, and under certain
circumstances must, include recourse to the criminal law. However,
if the infringement of the right to life or to physical integrity
is not caused intentionally, the positive obligation imposed by
Article 2 to set up an effective judicial system does not
necessarily require the provision of a criminal-law remedy in
every case. In the specific sphere of medical negligence, the
obligation may for instance also be satisfied if the legal system
affords victims a remedy in the civil courts, either alone or in
conjunction with a remedy in the criminal courts, enabling any
liability of the doctors concerned to be established and any
appropriate civil redress, such as an order for damages and for
the publication of the decision, to be obtained. Disciplinary
measures may also be envisaged (see Vo, cited above, з 90;
Calvelli and Ciglio, cited above, з 51; Lazzarini and Ghiacci v.
Italy (dec.), No. 53749/00, 7 November 2002; and Mastromatteo v.
Italy [GC], No. 37703/97, з 90, ECHR 2002-VIII).
2. Application of the general principles in the present case
(a) Alleged failure of the Russian authorities to protect Mr
Tarariyev's right to life
i. State responsibility
76. The Court notes that since 6 April 2000 and until his
death on 4 September 2002 Mr Tarariyev was in custody and,
accordingly, under the control of the Russian authorities. It is
not disputed that Mr Tarariyev suffered from various chronic
illnesses, such as ulcer, gastritis and gastroduodenitis. The
Government did not deny that the authorities had been well aware
of those ailments (see, in particular, paragraphs 12 - 15, 19 and
20 above), which had required constant medical supervision and
appropriate treatment. In these circumstances, the Court considers
that the authorities should have kept an ongoing record of Mr
Tarariyev's state of health and the treatment he underwent while
in detention (see the CPT's General Report on the standards of
health care in prisons, cited in paragraph 67 above).
ii. Adequacy of medical care at the Khadyzhensk colony
77. The applicant pointed out that, according to a duplicate
of the medical record submitted for the medical expert report in
2003, Mr Tarariyev had been considered healthy and there was no
mention of any medical examination or check-up. As no medicines
had been available, he had had to pick plantain and dandelions for
self-treatment.
78. Relying on the identically worded affidavits given in 2005
by the acting director of the Khadyzhensk colony and the head of
its medical unit, the Government claimed that after his return
from the prison hospital in March 2001, Mr Tarariyev had been
enrolled for regular medical check-ups. The details of the
treatment could not be provided. The information about check-ups
had been entered into the original medical record that had
remained in the Krasnodar remand centre and was no longer
available, and also in the check-up registers that had been
destroyed in 2005. For that reason, entering the same information
in the duplicate medical record had been unnecessary.
79. The Court notes that when Mr Tarariyev arrived at the
Khadyzhensk colony on 31 July 2002, he was not new to the
establishment. He had previously stayed there in 2000/2001 and
from there he had been taken to a prison hospital with an acute
ulcer condition. As the medical record from the prison hospital
indicated, on his discharge "recommendations [about his treatment]
ha[d] been given" (see paragraph 52 above). It is not clear what
these recommendations were, where they were recorded, and whether
they were implemented following Mr Tarariyev's return to the
Khadyzhensk colony by the colony officials responsible for the
health and well-being of detainees.
80. In so far as the events in July and August 2002 are
concerned, the Court does not need to determine whether or not Mr
Tarariyev was enrolled for regular check-ups at the Khadyzhensk
colony. The crucial element for its assessment of that period is
the absence of any indication of a medical examination by a
gastroenterologist after Mr Tarariyev's return to the colony and
until the grave deterioration of his condition twenty days later.
As noted above, the colony officials were fully aware of Mr
Tarariyev's medical history of stomach ulcer and this was
mentioned in the duplicate medical record (see paragraph 53
above). Lacking current and reliable information on his state of
health - as his original medical record had either been left
behind at the Krasnodar remand centre or mislaid at the colony -,
the colony authorities did not arrange for his examination by a
specialist, confining their observations to the mention that he
was not infected with tuberculosis, considered himself healthy and
made no complaints. The Court, however, considers that in case of
a prisoner returning from hospital with a known history of medical
ailments, the authorities are under an obligation to ensure
appropriate follow-up care independent of the initiative being
taken by the prisoner (see the CPT's General Report on the
standards of health care in prisons, cited in paragraph 67 above).
Although the applicant's allegation that her son had to fall back
on plants for self-treatment cannot be verified, his medical
record contains no evidence that he received any follow-up care
until his ulcer became perforated on 20 August 2002. Accordingly,
the Court finds that at the Khadyzhensk colony Mr Tarariyev was
not adequately examined and did not receive medical care
appropriate to his state of health.
iii. Adequacy of medical care at Apsheronsk Hospital
81. On 20 August 2002 Mr Tarariyev underwent surgical
intervention for a perforated ulcer at Apsheronsk public hospital.
The Court notes that a panel of three medical specialists
unanimously formed the view that the quality of the surgery was at
least open to doubt because of a subsequent breakdown of sutures.
Furthermore, a summary and defective description of surgery in the
medical records made impossible more precise factual findings (see
point 4.5 of the report of 29 April 2003). A supplementary
experts' report found fault with the practising surgeon, Mr Du.,
who had not arranged for a consultation by an internist before the
surgery and had performed the operation with technical defects,
and his supervisor, Mr Da., who had not checked the patient's
condition (see the report of 19 June 2003, cited in paragraph 44
above). As the Government did not put forward any argument casting
doubt on the findings of the domestic medical experts, the Court
finds that the quality of surgical care administered to Mr
Tarariyev at Apsheronsk public hospital was inadequate.
82. The Court pays particular attention to the subsequent
decisions taken by the doctors of Apsheronsk public hospital. It
appears from Mr Tarariyev's in-patient record that in the morning
of 22 August 2002 the head of the department Mr Da. examined him
and established that he was "in a serious state due to...
breakdown of sutures in the ulcer area" (see paragraph 54 above).
The panel of medical experts later determined that the state of
the patient had called for further immediate surgery (see point
7.8 of the report of 29 April 2003, and the report of 19 June
2003). However, no such surgery was arranged.
83. Instead, the surgeon and the head of the department took
the decision to discharge Mr Tarariyev for transfer to the prison
hospital. As the medical experts found, Mr Tarariyev had been
"unfit for transport" and the decision to discharge him had been
taken without appropriate consultation by specialists and had been
"unreasonable" and "unjustified" (see the above-cited experts'
reports). The Government did not produce any element contradicting
those findings. The Court cannot, moreover, overlook the fact that
the doctors of the public hospital provided their colleagues in
the prison hospital with an incomplete medical record of Mr
Tarariyev. The information crucial for the proper assessment of
the patient's state was missing: the record contained no mention
of the surgery performed or the post-operative complications, such
as the breakdown of sutures (see paragraph 45 above).
84. The domestic medical experts found that the decision to
discharge had been the main cause of aggravation of Mr Tarariyev's
condition because it had led to "belated provision of medical
assistance and the development of complications and death" (see
the above-cited report of 19 June 2003). As these findings were
not refuted by the Government, the Court considers that the
medical care administered to Mr Tarariyev at Apsheronsk public
hospital was inadequate.
85. The fact that the criminal case against most of the
doctors involved was closed at the stage of pre-trial
investigation, whereas Mr Da. was acquitted by the domestic courts
bound by the presumption of innocence, does not absolve the
respondent State from its responsibility under the Convention for
the acts and omissions in the treatment of Mr Tarariyev. In all
cases before the Court, what is in issue is the international
responsibility of the State (see Lukanov v. Bulgaria, judgment of
20 March 1997, Reports of Judgments and Decisions 1997-II, з 40;
and Ribitsch v. Austria, judgment of 4 December 1995, Series A No.
336, з 34).
iv. Adequacy of medical care at the prison hospital
(Institution No. 5)
86. Upon his discharge, Mr Tarariyev was transported to the
prison hospital where he underwent further surgery on 24 August
2002. The medical experts established that the surgery had been
performed "too late" (see point 7.8 of the above-cited report of
29 April 2003). It appears, however, that the absence of a
reliable and complete medical record from Apsheronsk public
hospital complicated and delayed the assessment of the patient's
condition. It is unclear why the prison hospital staff did not
contact their colleagues from the public hospital in that
situation of urgency. The experts' panel found that belated
further surgery was one of the causes of Mr Tarariyev's death (see
point 9 of the above-cited report of 29 April 2003).
87. A further element decisive for the assessment of the
adequacy of medical care at the prison hospital is whether it
possessed the necessary facilities to perform surgical
interventions successfully and deal with post-operative
complications. In the present case it appears that such facilities
were conspicuously lacking. The surgeon testified to the
investigators that the prison hospital had "no facilities for
blood transfusion because it [had] no contract with the
blood-transfusion service" (see paragraph 36 above). An entry in
Mr Tarariyev's medical record from the prison hospital indicates
that the available quantity of haemostatics - that is,
blood-clotting agents - was insufficient (see paragraph 55 above).
In the light of these facts the Court finds that the prison
hospital was not sufficiently equipped for dispensing adequate
medical care and that there was a causal link between these
deficiencies and Mr Tarariyev's death.
v. Summary of the Court's findings and conclusion
88. In sum, the Court has made the following findings in
respect of the applicant's contention that the Russian authorities
failed in their duty to protect Mr Tarariyev's right to life.
For more than two years preceding his death Mr Tarariyev had
been in detention and the custodial authorities had been fully
aware of his health problems. There was no consistency in his
medical records, most of which were either mislaid or incomplete.
At the Khadyzhensk colony he was not properly examined and did not
receive any medical treatment. Although he was promptly
transferred to a public hospital, the surgery performed was
defective. The doctors of the Apsheronsk hospital authorised his
discharge to the prison hospital in full knowledge of the
post-operative complications requiring immediate further surgery.
They also withheld crucial details of Mr Tarariyev's surgery and
developing complications. The prison hospital staff treated him as
an ordinary post-operative patient rather than an emergency case
with the consequence that surgery was performed too late.
Furthermore, the prison hospital was not adequately equipped for
dealing with massive blood loss.
The existence of a causal link between the defective medical
assistance administered to Mr Tarariyev and his death has been
confirmed by the domestic medical experts and not disputed by the
respondent Government.
89. Accordingly, the Court finds that there has therefore been
a violation of Article 2 of the Convention on account of the
Russian authorities' failure to protect Mr Tarariyev's right to
life.
(b) Adequacy of the investigation
90. The Court also has to examine whether the respondent
Government discharged their obligation under Article 2 to put at
the applicant's disposal an effective judicial system, enabling
liability for the loss of life to be established and any
appropriate redress to be obtained (see the general principles
cited in paragraph 75 above).
i. The criminal investigation
91. The Court observes, firstly, that the competent
prosecutors were particularly slow in instituting a criminal
investigation into the circumstances that had led to Mr
Tarariyev's death. The district prosecutor opened a criminal case
only on 19 February 2003, that is five months after Mr Tarariyev's
death. It also appears that the scope of the case was originally
limited to the acts of Apsheronsk Hospital doctors and that it was
only later extended to the medical staff of the prison hospital.
It follows that the beginning of the investigation was belated.
92. Secondly, the Court is not satisfied that the
investigation was comprehensive. Certain crucial circumstances
were left outside the scope of the official inquiries. As regards
the actions of the Khadyzhensk colony's officers, the prosecutors
found that they had arranged for Mr Tarariyev's transfer to a
civilian hospital in a diligent manner, but the adequacy of
medical assistance in the preceding period was never examined,
despite the applicant's express request to that effect (see
paragraph 42 above). The prosecutor's decision of 21 June 2003 -
concerning the staff of the prison hospital - mentioned that Mr
Tarariyev's state of health had deteriorated as a consequence of
the conditions of his transfer in a prison van (see paragraph 45
above), but no attempts appear to have been made to identify those
responsible for such conditions of transfer. The issue of
responsibility for having discharged a serious patient without
appropriate medical documentation was not examined and that
flagrant omission did not form part of the charges brought against
the head of the surgery department Mr Da. Finally, the prosecutors
did not consider why the prison hospital had had no capacity for
blood transfusion and whether there had been a causal link between
the absence of haemostatic medicines and Mr Tarariyev's death,
notwithstanding the information contained in the death certificate
and the surgeon's testimony to that effect.
93. Thirdly, the Court finds that the applicant's right to
participate effectively in the investigation was not secured. She
had been formally granted victim status in the criminal case
against the doctors of the civilian hospital but not in the
severed case against the staff of the prison hospital. The
respondent Government did not deny that on 4 June 2003 the
applicant had asked the prosecutor in writing to put additional
questions to the medical experts concerning the alleged defects of
medical assistance at the Khadyzhensk colony. Her request remained
unanswered, however. Furthermore, the decision of 21 June 2003
refusing the institution of criminal proceedings against the
prison hospital staff was not served on the applicant until two
months later, whereas the domestic law provides for immediate
service.
94. Fourthly, the Court considers that the prosecution failed
to prepare a solid evidentiary basis for the trial. The case
against the head of the surgery department Mr Da. collapsed in
court because the Code of Practice regulating his professional
duties had been excluded as inadmissible evidence with the
consequence that the experts' report of 19 June 2003 grounded on
that Code was rejected by the trial court. The judgment itself is
silent as to why that piece of evidence was inadmissible and the
Government did not clarify this matter. In any event, in the final
reckoning, Mr Da. could no longer be held responsible for his
failure to comply with the Code of Practice, whereas the
prosecution's case was precisely that of "manslaughter resulting
from incompetent performance of professional duties".
95. Finally, the Court observes that the case against the
prison hospital staff never went to trial, despite the medical
experts' unanimous finding that there had been a causal link
between their failings and Mr Tarariyev's death (see point 9 of
the report of 29 April 2003, cited above).
ii. Civil claim for compensation
96. As to whether the applicant was able to obtain
compensation in civil proceedings, the Court notes that in Russian
criminal law the possibility of lodging a civil claim for damages
against the putative tortfeasor depends on the grounds on which
the criminal proceedings were discontinued. A decision to
discontinue proceedings on the ground that the alleged offence was
not committed (otsutstvie sobytiya prestupleniya) legally bars
access to a civil court on the basis of a claim for damages
arising out of the same event (see paragraph 63 above). If,
however, the defendant is acquitted because one or more elements
of a criminal offence were missing, a civil claim can still be
re-introduced in separate civil proceedings (see paragraph 64
above).
97. The Court observes firstly that, by operation of the
above-cited legal provisions, the prosecutor's decision not to
institute criminal proceedings against the medical staff of the
prison hospital on the ground that no offence had been committed
(see paragraph 45 above) debarred the applicant from suing the
prison hospital's staff for damages in a civil court.
98. The Court further notes that the head of the surgery
department of Apsheronsk Hospital, Mr Da., was acquitted on the
ground that his acts had not been criminal because guilt had not
been made out. The applicant's civil claim was disallowed but the
domestic law permitted her to lodge it again in separate civil
proceedings. She has not re-introduced it, evidently on the
assumption that it would fail.
99. The Court recalls that it has already examined a complaint
by an applicant that the prosecutors' decision not to bring
criminal proceedings against the perpetrators had had the effect
of denying him access to a court in respect of his civil claim for
damages arising out of the same incident. Having regard to
case-law authority to the effect that a civil court was not bound
by the decision of the prosecuting authorities terminating a
criminal investigation and to the fact that the applicant did not
attempt to bring civil proceedings, the Court found no violation
of the applicant's rights under Article 6 з 1 of the Convention
(see Assenov and Others v. Bulgaria, judgment of 28 October 1998,
Reports of Judgments and Decisions 1998-VIII, зз 107 - 113).
100. In the Court's view, the present case is different and
the crucial distinction lies in the thrust of the applicant's
complaint: in the Assenov case the applicant complained about a
breach of his right of access to a court in that he would not be
able to introduce a civil action for damages; in the present case
the applicant contended that such an action could be introduced
but had no chances of success. The Government's position echoed
the applicant's contention. They submitted, in essence, that the
criminal court had reasonably dismissed the applicant's civil
claim following Mr Da.'s acquittal and that there had existed no
other grounds of liability permitting the applicant to recover
compensation for non-pecuniary damage. It follows that a civil
action against Mr Da. would have failed.
101. Finally, it appears plausible that the applicant could
have sued the civilian and/or prison hospital as legal entities,
relying on general grounds of liability (see Article 1064 з 1 of
the Civil Code, cited above). However, as the Court has recently
found, there is no case-law authority for Russian civil courts
being able, in the absence of any results from the criminal
investigation, to consider the merits of a civil claim relating to
alleged serious criminal actions (see Isayeva v. Russia, No.
57950/00, з 155, 24 February 2005, and Isayeva and Others v.
Russia, Nos. 57947/00, 57948/00 and 57949/00, з 147, 24 February
2005). In the present case the criminal investigation did not
yield any results. In the light of the above consideration the
Court concludes that the applicant's civil claim was bound to
fail, irrespective of the identity of the defendant.
iii. Summary of the Court's findings and conclusion
102. The Court has made the following findings in respect of
the applicant's complaint that the Russian authorities did not
establish the cause of Mr Tarariyev's death and made those
responsible accountable.
The criminal investigation was slow and its scope was
restricted, leaving out many crucial aspects of the events. The
applicant's right to effective participation in the investigation
was not secured. The prosecution had poorly prepared the
evidentiary basis for the trial which ended in the acquittal of
the suspect. Following the failure of the criminal proceedings the
applicant did not have at her disposal an accessible and effective
civil-law remedy, either because a civil claim was barred by
operation of law or because it had no chances of success in the
light of the existing judicial practice.
103. In these circumstances, the Court finds that there has
been a violation of Article 2 of the Convention on account of the
Russian authorities' failure to discharge their positive
obligation to determine, in an adequate and comprehensive manner,
the cause of death of Mr Tarariyev and to bring those responsible
to account. The Court also considers that no separate examination
of the same issue from the standpoint of Article 13 of the
Convention is necessary.
II. Alleged violation of Article 3 of the Convention
104. The applicant complained that the lack of medicines
during her son's detention at the Khadyzhensk colony, his
handcuffing at Apsheronsk Hospital and the conditions of his
transport from Apsheronsk Hospital to the prison hospital violated
the Convention guarantee against inhuman and degrading treatment,
which reads as follows:
"No one shall be subjected to torture or to inhuman or
degrading treatment or punishment."
105. The Court has already examined the complaint about the
medical conditions of detention at the Khadyzhensk colony from the
standpoint of Article 2 of the Convention. It considers that it is
not necessary to examine it separately under Article 3 of the
Convention. It will therefore proceed to an examination of the
complaints concerning Mr Tarariyev's handcuffing at the public
hospital and the conditions of his transport to the prison
hospital.
A. Mr Tarariyev's handcuffing at Apsheronsk Hospital
106. The applicant submitted that she and Ms Anna T. had
visited Mr Tarariyev at Apsheronsk Hospital and seen him shackled
to the bed by his left hand. She produced an affidavit by Ms T.
with a detailed description of their visit.
107. The Government denied that the applicant had been allowed
to enter Mr Tarariyev's room at Apsheronsk Hospital and that
handcuffs had been applied to him. Referring to the findings of a
supplementary inquest carried out by the Prosecutor General's
Office and to the information obtained from the Federal Service
for Execution of Punishments, they pointed out that, in accordance
with the Penitentiary Act, handcuffs could only be applied to
detainees whose conduct gave reason to believe that they would
escape or harm themselves or others (see paragraph 66 above). Mr
Tarariyev's state of health rendered such conduct impossible and
the use of handcuffs unnecessary. Besides, additionally security
was provided by an armed mobile guard of several police officers.
108. The Court notes that the applicant's contention of having
seen her son shackled to the hospital bed was disputed by the
Government. The applicant's version was, however, supported by an
affidavit of a witness, Ms T., submitted in the framework of the
Convention proceedings. Subsequently Ms T. repeated her statements
at an interview with a State official (see paragraph 60 above).
The Government, on the other hand, did not substantiate their
claim with any evidence, such as, for instance, statements by the
hospital staff or by the police officers who had stood guard in Mr
Tarariyev's room. They contended that the law did not require the
use of handcuffs on a person in Mr Tarariyev's situation but they
furnished no proof that the police officials had indeed acted in
compliance with the legal requirements in the instant case. The
Court notes that the Prosecutor General's Office continued to deny
that the applicant and Ms T. had been allowed to visit Mr
Tarariyev at Apsheronsk Hospital even after the district
prosecutor had obtained Ms T.'s testimony to the contrary. As the
applicant's submissions were consistent and supported by
appropriate evidence, whereas the Government's contentions lacked
substantiation, the Court lends credence to the applicant's
version of events and finds it established that at least on 21
August 2002 Mr Tarariyev was attached with handcuffs to the bed at
Apsheronsk Hospital.
109. The Court reiterates that handcuffing does not normally
give rise to an issue under Article 3 of the Convention where the
measure has been imposed in connection with a lawful detention and
does not entail use of force, or public exposure, exceeding what
is reasonably considered necessary. In this regard, it is
important to consider, for instance, whether there is a danger
that the person concerned might abscond or cause injury or damage
to himself or others (see {Henaf} <*> v. France, No. 65436/01, з
48, ECHR 2003-XI; Mouisel v. France, No. 67263/01, з 47, ECHR
2002-IX; and Raninen v. Finland, judgment of 16 December 1997,
Reports of Judgments and Decisions 1997-VIII, з 56).
110. In the instant case it was not in dispute between the
parties that Mr Tarariyev had not presented any danger of
absconding or causing self-harm or injury to others. He was
attached to the bed on the day after complex internal surgery. He
was on a drip and could not stand up unaided. It also appears from
Ms T.'s detailed deposition that a police officer armed with a
submachine gun was present in Mr Tarariyev's room and two other
officers remained on guard outside the room. In these
circumstances, the Court considers that the use of handcuffs was
disproportionate to the needs of security (cf. {Henaf} and
Mouisel, both cited above).
111. Having regard to Mr Tarariyev's state of health, to the
absence of any cause to fear that he represented a security risk
and to the constant supervision by armed police officers, the
Court finds that the use of restraints in these conditions
amounted to inhuman treatment.
There has been therefore a violation of Article 3 of the
Convention on account of Mr Tarariyev's handcuffing at the
civilian hospital.
B. Conditions of Mr Tarariyev's
transport to the prison hospital
112. The applicant complained that Mr Tarariyev had been
transported from the civilian hospital to the prison hospital by a
standard-issue prison van. She had helped the hospital staff to
load him onto a layer of padded cotton mattresses. She pointed out
that the medical experts, the prosecutor's office and doctors from
the prison hospital had all concurred that the transport in unfit
conditions had aggravated Mr Tarariyev's state of health.
113. The Government claimed that Mr Tarariyev had been
transported in a "vehicle... designed for transport of convicts
and... equipped with a stretcher, two mattresses, sheets and a
pillow". Mr Tarariyev had been accompanied by an experienced nurse
who had carried necessary medical equipment and continued the
intravenous injection of drugs. The medical staff of Apsheronsk
Hospital had had no objections to the proposed conditions of
transport. The Government referred to the written depositions by
the nurse and by the head of the medical department of the
Khadyzhensk colony.
114. The Court reiterates that the assessment of the level of
severity which ill-treatment must attain to fall within the scope
of Article 3 is relative; it depends on all the circumstances of
the case, such as the duration of the treatment, its physical and
mental effects and, in some cases, the sex, age and state of
health of the victim (see, among other authorities, {Kudla} v.
Poland [GC], No. 30210/96, з 91, ECHR 2000-XI, and Peers v.
Greece, No. 28524/95, з 67, ECHR 2001-III). The Court has
previously found a violation of Article 3 of the Convention in a
Russian case where the applicant was transported in an overcrowded
prison van (see Khudoyorov v. Russia, No. 6847/02, зз 116-20, ECHR
2005-...).
115. It transpires from the parties' submissions, despite the
difference in terms they used in their descriptions, that the
vehicle at issue was designed for the transport of detainees
rather than post-operative patients (see the prosecutor's decision
of 21 June 2003, cited in paragraph 45 above). It was not an
ambulance or any other type of hospital vehicle. A wheel stretcher
was used to bring Mr Tarariyev to the vehicle, and inside the
vehicle he was placed on the padded mattresses. The distance
between the civilian and prison hospitals being more than one
hundred kilometres, Mr Tarariyev was transported for more than two
hours in these conditions.
116. The Court further notes that Mr Tarariyev's state of
health was extremely worrying. He had had internal surgery merely
two days beforehand and on the day of transport he was diagnosed
with a breakdown of sutures, a condition requiring further
surgical intervention. As the medical experts subsequently found,
Mr Tarariyev had been "unfit for transport" (see paragraph 45
above). In these circumstances, the presence of a medical nurse
could not compensate for the inadequate conditions of transport.
117. Having regard to Mr Tarariyev's serious condition, the
duration of the transport and the detrimental impact of that
treatment on his state of health, the Court considers that the
transport of Mr Tarariyev in a standard-issue prison van must have
considerably contributed to his suffering and therefore amounted
to inhuman treatment.
There has therefore been a violation of Article 3 of the
Convention on account of the conditions of Mr Tarariyev's
transport.
III. Allegation of hindrance of the right of individual
petition guaranteed by Article 34 of the Convention
118. The applicant complained that her witness, Ms T., had
been summoned to the prosecutor's office and interviewed in
connection with her application to the Court. The Court will
consider whether these actions by the Russian authorities amounted
to a hindrance of the applicant's right of individual petition
under Article 34 of the Convention:
"The Court may receive applications from any person...
claiming to be the victim of a violation by one of the High
Contracting Parties of the rights set forth in the Convention or
the Protocols thereto. The High Contracting Parties undertake not
to hinder in any way the effective exercise of this right."
119. The Court reiterates that it is of the utmost importance
for the effective operation of the system of individual petition
instituted by Article 34 that applicants should be able to
communicate freely with the Convention organs without being
subjected to any form of pressure from the authorities to withdraw
or modify their complaints. The expression "any form of pressure"
must be taken to cover not only direct coercion and flagrant acts
of intimidation of applicants or their legal representatives but
also other improper indirect acts or contacts designed to dissuade
or discourage them from pursuing a Convention remedy. In a number
of cases in which the authorities had questioned applicants about
their applications, the Court has found them to be in breach of
their obligations under Article 34 (or former Article 25 з 1) of
the Convention (see Kurt v. Turkey, judgment of 25 May 1998,
Reports 1998-III, з 160; {Tanrikulu} v. Turkey [GC], No. 23763/94,
з 130, ECHR 1999-IV; Akdivar and Others v. Turkey, judgment of 16
September 1996, Reports 1996-IV, з 105; and Orhan v. Turkey, No.
25656/94, з 407, 18 June 2002; see also Bilgin v. Turkey, No.
23819/94, з 133, 16 November 2000; {Dulas} v. Turkey, No.
25801/94, з 79, 30 January 2001; and Akdeniz and Others v. Turkey,
No. 23954/94, з 118, 31 May 2001).
120. In the instant case it was not the applicant herself but
her witness, Ms T., who had twice been asked to appear before a
prosecutor and to answer a number of questions relating to one of
the applicant's complaints to the Court. It is not necessary to
examine whether the questioning constituted a formal "interview"
within the meaning of that term in domestic law. The Government
submitted records of the questioning and their accuracy was not
disputed.
121. Both interviews concerned only one of the applicant's
complaints to the Court: the one relating to the use of handcuffs
on Mr Tarariyev at Apsheronsk Hospital. It appears that Ms T. was
not questioned about any other aspects of Mrs Tarariyeva's
application, beyond a general query as to whether she was aware of
its contents and whether Mrs Tarariyeva had asked her to state
untrue facts. At the first questioning Ms T. described the setting
in Mr Tarariyev's room and the people who had been present,
including police officers. At the second questioning she was asked
to provide a detailed description of these officers and to
indicate whether she could identify them. Assessing the contents
of the questioning records as a whole, the Court forms the view
that the interviewers attempted to obtain information which could
be used for investigation of the treatment applied to Mr Tarariyev
and for identification of those responsible. The Court further
notes that Ms T. was not forced to give evidence to the
prosecutor. It appears that the language used by the prosecutor
did not contain any expressions, references or insinuations of a
threatening or dissuasive nature (see, by contrast, Petra v.
Romania, judgment of 23 September 1998, Reports 1998-VII, з 44).
122. In the particular circumstances of the present case, the
Court finds that the questioning of Ms T. did not amount to
"pressure", "intimidation" or "harassment" which might have
induced the applicant to withdraw or modify her application or
hindered her in any other way in the exercise of her right of
individual petition.
Consequently, the respondent State has not failed to comply
with its obligations under Article 34 of the Convention.
IV. Application of Article 41 of the Convention
123. Article 41 of the Convention provides:
"If the Court finds that there has been a violation of the
Convention or the Protocols thereto, and if the internal law of
the High Contracting Party concerned allows only partial
reparation to be made, the Court shall, if necessary, afford just
satisfaction to the injured party."
A. Damage
124. The applicant asked the Court to determine the amount of
compensation for the suffering and distress caused by the death of
her son.
125. The Government considered the applicant's claim to be
unsubstantiated.
126. The Court accepts that the applicant suffered distress
and frustration because the State authorities did not take
reasonable measures to protect the life of her son and failed to
secure the identification and punishment of those responsible for
his death. Making its assessment on an equitable basis, the Court
awards the applicant 25,000 euros (EUR) in respect of
non-pecuniary damage, plus any tax that may be chargeable on that
amount.
B. Costs and expenses
127. The applicant claimed 20,000 US dollars for costs and
expenses relating to her son's representation in the criminal
proceedings and his funeral.
128. The Government pointed out that the amount was excessive
and that the applicant had only submitted postal receipts to a
total of 3,050 Russian roubles (RUR).
129. According to the Court's case-law, an applicant is
entitled to reimbursement of his costs and expenses only in so far
as it has been shown that these have been actually and necessarily
incurred and were reasonable as to quantum. In the present case,
regard being had to the documents in its possession and the above
criteria, the Court considers it reasonable to award the sum of
EUR 100 for the proceedings before it.
C. Default interest
130. The Court considers it appropriate that the default
interest should be based on the marginal lending rate of the
European Central Bank, to which should be added three percentage
points.
FOR THESE REASONS, THE COURT
1. Holds unanimously that there has been a violation of
Article 2 of the Convention on account of the Russian authorities'
failure to protect the applicant's son's right to life;
2. Holds unanimously that there has been a violation of
Article 2 of the Convention on account of the Russian authorities'
failure to determine the cause of death of the applicant's son and
to bring those responsible to account;
3. Holds unanimously that no separate examination of Article
13 of the Convention is necessary;
4. Holds unanimously that there has been a violation of
Article 3 of the Convention on account of the applicant's son's
handcuffing;
5. Holds unanimously that there has been a violation of
Article 3 of the Convention on account of the conditions of
transport of the applicant's son from the civilian to the prison
hospital;
6. Holds, by six votes to one, that the allegation of
hindrance of the right of individual petition has not been made
out;
7. Holds unanimously
(a) that the respondent State is to pay the applicant, within
three months from the date on which the judgment becomes final in
accordance with Article 44 з 2 of the Convention, the following
amounts, to be converted into Russian roubles at the rate
applicable at the date of settlement:
(i) EUR 25,000 (twenty-five thousand euros) in respect of
non-pecuniary damage;
(ii) EUR 100 (one hundred euros) in respect of costs and
expenses;
(iii) any tax that may be chargeable;
(b) that from the expiry of the above-mentioned three months
until settlement simple interest shall be payable on the above
amounts at a rate equal to the marginal lending rate of the
European Central Bank during the default period plus three
percentage points;
8. Dismisses unanimously the remainder of the applicant's
claim for just satisfaction.
Done in English, and notified in writing on 14 December 2006,
pursuant to Rule 77 зз 2 and 3 of the Rules of Court.
Peer LORENZEN
President
Claudia WESTERDIEK
Registrar
In accordance with Article 45 з 2 of the Convention and Rule
74 з 2 of the Rules of Court, the partly dissenting opinion of Mr
J. Borrego Borrego is annexed to this judgment.
P.L.
C.W.
PARTLY DISSENTING OPINION OF JUDGE BORREGO BORREGO
This opinion is not only the expression of my disagreement
with the majority regarding Article 34, but also a token of my
recognition and my gratitude to Ms T., this brave Russian woman
and friend of the applicant.
The European Convention on Human Rights is an international
treaty and as such it "... is binding upon the parties to it and
must be performed by them in good faith" (Vienna Convention on the
Law of Treaties, 23 May 1969, Article 26). The European Convention
states that "the High Contracting Parties undertake not to hinder
in any way the effective exercise of this right" (Article 34). The
case-law regarding this issue "... of the utmost importance for
the effective operation of the system..." is reflected in
paragraph 119 of the judgement.
"Not to hinder in any way the effective exercise of this
right" means, firstly and obviously, that the applicants and their
relatives must not be subjected to any form of pressure, direct or
indirect, from the authorities to withdraw or modify their
complaints.
Secondly, and again obviously, effective exercise of the right
of individual petition entitles High Contracting Parties to argue
freely about the case, not to lie freely about the facts. It is
very difficult to ensure effective operation of the system if the
Contracting Party involved does not play its part fairly.
Much to my regret, I cannot agree with the majority's
conclusion that there has been no violation of Article 34 in the
present case.
Firstly, Ms T., who witnessed the conditions in which Mr
Tarariyev was treated at the hospital, was subjected to pressure
by the Russian authorities. Following a request by the
Government's Representative before the European Court after the
admissibility decision, Ms T. was summoned to the Severskiy
district prosecutor's office, where she was asked "about
violations of laws" (section 22 of the Public Prosecutors Act). Ms
T. was summoned as an accused or suspect and therefore "the
constitutional guarantee against self-incrimination had been
explained to her" (paragraph 59). She was questioned on two
consecutive days. Ms T. considered that she had clearly been
intimidated.
As to the assessment of this questioning, the majority states
that "the Court forms the view that the interviewers attempted to
obtain information which could be used for investigation of the
treatment applied to Mr Tarariyev and for identification of those
responsible" (paragraph 121). Although I respect this point of
view, it seems unduly generous to me, more appropriate to a fairy
tale than to the present case, as the Government have consistently
and strongly denied any ill-treatment of Ms T.
In my opinion, the respondent State has failed to comply with
its obligations under Article 34 of the Convention.
Secondly, lying is contrary to good faith and hinders the
effective operation of the system. In their observations of 30
December 2004, the Government replied to the question whether the
applicant's son had been handcuffed to the hospital bed by saying
that "according to the Russian Federation Ministry of Justice and
the Russian Federation General Prosecutor's Office, [these]
allegations... do not comport with reality". Consequently, the
decision on admissibility of 11 October 2005 states that "the
Government challenged as untrue the applicant's allegation that Mr
Tarariyev had been shackled to the hospital bed".
Following this decision Ms T., the witness, was summoned to
the prosecutor's office on two consecutive days (30 November and 1
December 2005). She reiterated her affidavit and stated that "Mrs
Tarariyeva did not ask me to confirm any facts which did not
happen in reality".
On 19 December 2005, in spite of what Ms T. had stated in the
prosecutor's office, the Government said that "[this] applicant's
allegation... does not meet the reality and misleads the Court.
According to the Russian Federation General Prosecutor's Office,
on the results of a repeatedly conducted check, it has been
established that neither the applicant nor other persons... had
been admitted to Mr Tarariyev...".
It seems obvious to me who made allegations that "do not meet
the reality and mislead the Court". I consider this behaviour by a
High Contracting Party as evidence that it failed to comply with
its obligations under Article 34 of the Convention.
Finally, I would like to thank Ms T., as well as Ms
Tarariyeva. At difficult moments in life, as the present case
shows, exemplary behaviour comes mostly from women. It is an
honour for me, as a judge of this Court, to work to ensure that
people like Ms T. and Ms Tarariyeva have their fundamental rights
and freedoms guaranteed by the enforcement of the Convention.
|
